Шрифт:
Закладка:
Напился до чёртиков.
Происходящее постепенно стало проникать в сознание лишь в виде редких застывших иллюстраций, и я поспешил вывалиться на улицу. Глотнул воздуха и, переходя вброд полноводные лужи, двинулся домой доживать эту странную ночь.
Если откажется
День наступил сразу, без прелюдий и утренней эрекции. На часах полвторого, квартира в руинах аморального образа жизни. Домработница категорически отказалась выходить после пятницы, какой бы день недели за ней ни наступал. Пришлось пообещать себе солидные чаевые, чтобы распихать по шкафам остатки собственного и неопознанного гардероба, свалить в посудомойку фарфоровую и пластиковую посуду и после пары часов исправительных работ поместить себя под струю контрастного душа. Первая сигарета, ароматизированная горячим кофе, заставила на минуту поверить в искренность здорового образа жизни и тут же напомнила о вчерашнем проигрыше. Набрал Макара.
– Привет, дружище! Куда вчера исчез? – раздался в трубке на удивление бодрый голос.
– Да не исчезал я, пешком ушёл. Что там у нас? Всё в краях?
– Э-э, да ты что, несознанку включаешь? За тобой ещё четыре ночи. Уговоришь – поучаствую в твоих кошмарах.
После непродолжительных препирательств решили продолжить сегодня, взяв старт у меня на кухне. При обыске приговоренных к стирке брюк обнаружил обрывок салфетки с именем и номером телефона. Я долго разглядывал этот «фолиант», пытаясь вспомнить обстоятельства его генезиса. По всей видимости, этот исторический промежуток затерялся среди прочих незадокументированных эпизодов.
Набрал номер, долго не ждал:
– Алё.
– Алё. Кира? Ваш номер у меня на салфетке записан. Мы, кажется, вчера познакомились. Что-нибудь такое припоминаете?
– А-а. Помню, – собеседница рассмеялась. – У вас уши ещё такие оттопыренные. И стрижка короткая.
– Точно, мой портрет.
– Вы ещё за мой номер полцарства предлагали, а потом торговаться стали.
– И на чем сошлись?
– На такси хватило.
Вот это я погнал. Как выкручиваться?
– Думала, потеряете.
– Запись, нацарапанная на салфетке, это же государственный масштаб важности. Даже «контактам» не доверишь. Как пришёл, сразу в сейф, – сказал я, пытаясь придать голосу бюрократический лоск.
– Да вы просто в кнопки не попадали.
Голос перекатился в смех, я зажмурился от неловкости.
– Вы, когда проснулись, такой смешной были.
Странно, но память вернула меня не в полумрак стриптиз-клуба, а на сеновал, где весело улыбающаяся девушка щекочет меня соломинкой в утренней мгле.
– Да я, когда засыпаю, ещё смешней. Как-нибудь продемонстрирую.
Какого хрена я это сморозил? Но девушка не смутилась.
– А как вас зовут? А то в клубе вы так и не сказали. Или это секрет государственного масштаба важности?
– Ещё какой. Но вам скажу. Александр.
– Александр, а можно я вас буду Сашей называть? А то совсем как-то торжественно.
Да что ж такое в её голосе? Как будто совсем рядом или внутри головы. Напряжённо заёрзал. Попытался придать позе непринужденный вид. Ни хрена. Деревяшка. Мысленно выругался, согласился на Сашу и позвал в гости.
Я был уверен, что она откажется. Она согласилась.
***
Звонок в дверь застал нас с Макаром с поднятыми стаканами, обнулив очередной сакраментальный для алкоголиков тост. Я открыл дверь. На пороге стояла невысокая девушка в коротеньком платье, кедах, с небольшим рюкзаком.
– Здравствуйте, Саша, я Кира. Не узнали?
– Конечно, узнал, – соврал я, удивляясь простоте, в которой провидение представляет своих избранниц. – Только ты чего-то какая-то маленькая.
– Да. В стриптизе я на 25 сантиметров выше, – улыбнулась Кира, и бессонные морщинки рассыпались в уголках её глаз.
– Ну, проходи. Осваивайся.
В комнате Кира кивнула Макару, устроилась на краешке стула и с детским любопытством стала изучать страну великанов. Я столь же откровенно изучал её. Прямые, слегка спутанные волосы сбегали к плечам. Карие глаза без тени косметики. Тонкий, чуть с горбинкой нос. Разъехавшиеся в улыбке губы открывали вереницу мелких, слегка желтоватых зубов. Кокетливые ямочки и гуляющие в собственных эмоциях брови. Все эти несуразицы, как ни странно, делали её лицо милым и удивительно живым.
Повертевшись на стуле, Кира замерла с ровной, как доска, спиной и вздёрнутым подбородком и превратилась в прилежного ученика на вступительном экзамене.
Изображая пресыщенного продюсера, утомившегося от галдежа юных Офелий, Макар снисходительно протянул:
– Так. Что тут у нас? – попытался повесить театральную паузу и, не выдержав собственной драматургии, разразился смехом.
Кира картинно выдохнула, расслабила спину, заразительно рассмеялась провалившемуся немому спектаклю. Макар, успокоившись, начал разливать виски по бокалам.
– Мне совсем чуть-чуть, я много не пью.
– Да мы ещё в стриптизе заметили. Пей, сколько душа просит. А не просит, можешь и пропустить.
Беседа полилась непринуждённо, не заморачиваясь на тему очередной нетерпеливой истории. Кира с юмором рассказывала о жизни в стриптизе, случайных романах и предначертанных встречах. Мы снисходительно слушали.
– А вы что, в шахматы играете? – Кира кивнула на доску, сосланную на край стола.
– Да, играем, – кивнул я, – на всякие дебильные желания.
– Ага, товарищ вон на пять ночей похождений в стриптиз попал, – ухмыльнулся Макар
– Правда? – недоверчиво переспросила Кира. – И что, если кто-то проиграл – будет обязательно исполнять?
– Ну да. На деньги не играем, а то разосрёмся. Желание всегда оговариваем до игры. Проиграл – выполняй. Раньше в мордобой играли.
– Это как? Проигравшего по лицу что ли бьют?
– Да нет. По морде, – ухмыльнулся Макар.
– Это в карты, в дурака, – пояснил я, – второму месту достается утешительный приз. Картами по разным частям физиономии или щелбаны – в зависимости от выпавшей карты.
Кира нахмурилась, я взял колоду.
– Вот смотри. Колода перетасовывается. Проигравший загадывает карту, и все карты до неё отбрасываются. Среди оставшихся, допустим, туз – удар по ушам, король – пустышка, ничего не пробивается, дама – по носу и так далее
– И что, прямо бьёте?
– Наотмашь, – с ноткой блаженства подтвердил я. – Хочешь попробовать?
Кира молча замотала головой. Я стал неуклюже оправдываться.
– Так уж с детства пошло. Шанс слабому отомстить более здоровому обидчику. Так что хлестали всегда от души. Был у нас во дворе Игорь Рыбаков – крепкий переросток с кувалдами вместо рук. Рыба его называли. Шугал пацанов, мучил, но справедливости ради, надо признать, что его хоть и боялись, но уважали. Без него не обходилась ни одна разборка с соседними площадками. В таких драках Рыба был просто ледокол, а остальные только прикрывали его кильватер. С Игорем не страшно было лезть в драку, но проиграть ему в мордобой! Туши свет.
Я перевёл дыхание, закурил и продолжал, уже с наслаждением смакуя воспоминания.
– Но и ему как-то тоже
