Шрифт:
Закладка:
— Мы расстались, Гвин! Ничего не будет, не надейся…
И повторять это каждый раз ей было нерадостно. Совсем прогнать? Так он не прогонялся, Оливка пробовала. И ещё она чувствовала, что Евгений надеется на возврат прошлого. Да что чувствовала, это было видно невооружённым глазом! Синие умоляющие глаза, набухающие слезами! Иногда она думала — может быть, вернуть былые отношения? Его ласковые руки она иногда вспоминала, были и такие моменты. Но с другой стороны — ну что это за будущее, в котором он прилеплен к ней чуть ли не ежесекундно?! Недели четыре назад она уже допустила слабость. Что же он тогда подарил?.. Это Оливка забыла, но чувство грусти, чувство вдруг вспыхнувшего желания помнила отчётливо. Она взяла его за руку и повела в свой покосившийся домик, ещё недавно принадлежавший её дедушке. А потом, после близости, испытала чувство какого-то совсем недоброго удовлетворения. И злости, которая в ней вспыхнула, когда он собрался домой. Мог бы уйти молча, самодовольно, как самец, добившейся своего. Но нет! Гвинпин попинал покосившейся заборчик.
— Эти откосины, Оль, — сказал он деловито. — Действительно, оказались как мёртвому припарки. Надо разбирать и делать заново. Хорошо, что в сарае у нас есть материал. Как станет теплее — займусь.
И это его хозяйственность, это «нас», этот тон, отрицающий факт их расставания, разозлили Оливку чрезвычайно. Он не хотел понимать, что она допустила слабость, что ей сейчас противно и стыдно. Он делал вид, что между ними всё по-прежнему. Что же она наговорила ему тогда? Сейчас и не вспомнить. Но ей думалось, что это — всё! Конец! Избавилась! Однако через несколько дней он позвонил, опять принёс какую-то милую безделушку… Словно ничего не случилось.
Последний подарок он вручил ей позавчера. Ароматную новогоднюю свечку. Там было и поздравление с наступающими праздниками. Зачем же ещё подарки?
— Они там? — Оливка кивнула на пакет, притулившийся на скамейке.
— Да, — ответил Гвинпин.
— Целый пакет? — недоверчиво спросила она.
Спросила напрасно. Она знала, что — да! Целый пакет! Чувствовала.
— Да, — сегодня Гвин был немногословен.
Оливка расправила шубку и аккуратно уселась на скамейку, готовая принимать подарки.
— Вручай! — улыбнулась она одними губами.
Ничего не поделаешь. Она давно привыкла к этому ритуалу.
Виолетта
Нет, я не слышу, что сказал!
Прекрасно!
Омерзительно!
И вещи ты уже собрал?!
Какой предусмотрительный!
Ехидной рыжею назвал,
противной и язвительной.
А я весь день тебя ждала.
В кино взяла билеты…
Ты говоришь мне: «…не нужна…»,
а я тебя весь день ждала,
пожарила котлеты…
Слепым пятном расплылся мир,
белесым, отвратительным…
Посудный шкаф загородил…
Какой предусмотрительный!
Зачем?!
Зачем посуду бить?
Зачем? — и в самом деле…
Ни чая, ни вина — не пить!?
Не целовать?
И не — любить?..
…неделю за неделей…
Не жить? Не чувствовать? Не спать?
Не знать!
Заткнула уши.
Ах, я должна тебя поня-ять!..
Иначе можно всё сказать,
пожалуйста, послушай!
Вот сердца моего вьюнок!
Он рвётся! Слаб и тонок!
…ты говоришь — приходит срок
и вянут… помидоры?..
Любовь проходит?.. Мне цвести
фиалкой?.. Удиви-ительно!
…уже пришло твоё такси?
Походкою стремительной
тебе приходится бежать…
Чтобы скандала избежать?
Какой предусмотрительный…
ГЛАВА 2. Подарки
Гвинпин и Оливка
Первым из подарков Гвинпин, конечно же, достал розу.
— Это цветочек, — сказал он. — Просто красивый Оливкин цветочек.
Оля любила розы. Особенно такие ярко-красные, праздничные. И Евгений знал это.
— Спасибо! — сказала она и положила розочку рядом с собой на скамейку. — Очень красивая.
Цветы не были подарком. Они были обязательным эскортом подарков. Им даже специального поздравления не полагалось.
Следом из пакета Гвинпин достал целлофановый файл с листком бумаги. Вручил ей. Вот оно, основное поздравление. Ольга с улыбкой принялась читать распечатанный текст.
Ангелу моего сердца, Прекраснейшей и Дивнопахнущей Принцессе Гвинпинного Макрокосмоса, Оливке.
Заявление.
Ольге подумалось, что он очень ловко скопировал внешнюю форму её собственных заявлений. Ей, в силу специфики учёбы, приходилось писать их множество. Только текст, конечно же, был совсем иной. Подобного он ещё не дарил. Интересно.
Следуя Вашему настойчивому желанию по поводу нелицеприятного высказывания моих размышлений о несомненных достоинствах Вашего характера и удовлетворяя Ваше любопытство, могу предъявить 3 (три) претензии:
(Первое). Вы иногда упрекаете меня в том, что я употребляю в отношении Вас недопустимые зверюшниковые и фруктово-ягодные эпитеты, совершенно игнорируя тот факт, что я поступаю так из-за избытка чувств и т. п. Если бы я не был сэром, т. е. если бы я не относился к Вам как к леди (что является бесспорным доказательством наличия моего к Вам отношения), то я мог бы упрекнуть Вас в том, что Вы, Нежная Утренняя Звезда моих снов, вообще никак меня не называете. Ни зверюшками, ни цветочками, ни птенчиками, ни лапушками, ни Гвинпинчиками! И видит Бог, что эта необъяснимая суровость наполняет моё сердце печалью, а уши пустотой. Хотя не могу не признать, что врождённая нежность Вашей души проявляется иначе, порой самым обольстительным образом. (Но так хочется всего-всего-всего…)
«Чушь какая-то написана! — подумалось ей. — Вязь слов! Если в них нет смысла, то зачем они нужны?..»
(Второе). Ваша милая вредность. Загадочная и непреодолимая! По поводу и без повода! (В частности, непонятное нежелание меня целовать при встрече или при расставании.) И при этом Вы, Прекраснейшая, как известно, являетесь обладательницей самых горячих губ на свете, одна мечта о которых способна согреть моё сердце или окончательно свести с ума.
«Это комплимент, понятно, — подумала Оливка. — Ну не люблю я целоваться в щёчку, ну и что?! Я другие поцелуи люблю!».
И последнее, 3 (третье). Несмотря на то, что Вы, Длинноволосая, пользуетесь странным лаком, по Вашим же словам, похожим на что угодно, но только не на лак, Вы, Дивнопахнущая, совершенно не пользуетесь духами.
«Это упрёк? — пыталась понять Оливка. — Были бы духи, пользовалась бы. Пока и туалетной воды хватает!».
Остаётся добавить, что первое и второе, видимо, составляет неотъемлемую часть Вашего характера, которую, как я полагаю, мне придётся принять и научиться использовать для нашего с Вами благополучия (хотя я и намерен с этим бороться); а вот третье я обязуюсь исправить в самом ближайшем будущем, скорее всего — скоро, когда, как я понимаю, Бог ниспошлёт мне излишек материализма.
«Пишет так, — с досадой подумала Ольга. — Словно между нами всё по-прежнему.
