Шрифт:
Закладка:
«Если хочешь — приезжай. Адрес знаешь».
Даже от её обычного СМС веяло холодом. Сейчас понимаю, это был знак: мне стоило пересилить себя и несколько месяцев провести в интернате. Да только тогда все мои мысли занимал отец. Переехав к матери, я смогла бы ежедневно его навещать, ну а неприязнь родственников можно и перетерпеть, правда?
— О чём задумалась, милая? — Отец сжимает мою ладонь и ласково улыбается, отчего в уголках его глаз собираются стрелки морщин — глубоких, но бесконечно родных.
Я уже привыкла видеть папу лежащим в больничной палате. Да и здесь, в большом медицинском центре, оборудованном по последнему слову техники, глупая жалость уступает место надежде.
— Здесь лучше, да?
Свежий ремонт. Окно на солнечной стороне. Даже кровать, к которой волею судьбы прикован отец, напичкана кнопками и механизмами, чтобы больной как можно меньше ощущал себя беспомощным инвалидом. Никакого сравнения с нашей травматологией!
— Да, Таюшка. — Грубые пальцы отца всё крепче сплетаются с моими. — Уже не так страшно ложиться под нож хирурга.
Отец врёт, вижу. Он ненавидит больницы, и даже к зубному мне приходилось его тащить под дулом пистолета.
— Когда операция? — спрашиваю, делая вид, что верю. В конце концов, отец просто хочет, чтобы я перестала себя накручивать. Хотя бы из-за него.
— В среду утром.
— Я приеду.
— Обязательно! Не разрешу себя резать, пока не поцелую тебя. — И снова эта его улыбка, самая дорогая из всех. Я так боюсь, что её свет погаснет, что с трудом сдерживаю слёзы.
— Смотри, ты обещал! — Голос мой дрожит, и папа это чувствует.
— Уже была у матери? — спешит он сменить тему.
— Нет, с автобуса — сразу к тебе.
Отца привезли в больницу на «скорой» ещё позавчера, а я, пока забирала документы из школы, задержалась на пару дней. Конечно, я могла сразу отправиться к матери, но мне не терпелось увидеть папу.
— Тая! — возмущается он, а сам едва сдерживает улыбку. — Так нельзя! Пользуешься моей слабостью, да?
Разумеется, он переживает за меня, но ещё больше радуется встрече. Мы оба не знаем, чем закончится вмешательство хирургов, а потому ловим каждое мгновение, чтобы провести его вместе.
— Просто соскучилась по тебе.
Я слабачка. Не могу справиться со слезами. Впрочем, притворяться сильной я буду в доме матери, а пока могу побыть самой собой. Наклоняюсь к отцу и прижимаюсь лицом к его заросшей щеке, а потом даю волю слезам. Я люблю отца — какой смысл скрывать?
— Мы все преодолеем, дочка. Обязательно, — глухо, на грани обещает он, упираясь носом в мои кудряшки. — Опять с косичками заснула?
— Ага, — улыбаюсь сквозь слёзы. На голове сегодня настоящее гнездо, и всё из-за моей невнимательности.
— Возьми такси, ладно?
— Угу, — киваю, а сама вспоминаю номера автобусов до Жемчужного.
Расстояние от города до коттеджного посёлка, где расположен особняк Мещерякова, немалое — даже страшно представить, какую цену заломит таксист. Нет уж, я лучше куплю на эти деньги фруктов: папе сейчас нужны витамины.
Не знаю, сколько ещё времени я просидела бы с отцом, но строгая медсестра, будто случайно заглянувшая в палату, жёстко напоминает, что приёмные часы давно закончились, да и папе нужен отдых. Чмокаю старика на прощание, обещаю завтра приехать снова и спешу к матери.
Не разбирая дороги, шлёпаю по лужам. Ноги утопают в ледяной жиже с остатками рыхлого снега. Грязные брызги разлетаются в стороны, серыми разводами оседая на светлых джинсах. Наплевать! Главное — успеть!
— Подождите! — кричу, запыхавшись, когда дверцы автобуса начинают медленно закрываться.
До остановки всего метров десять, но водитель меня не видит и не слышит. Машу руками, перепрыгивая через шальные ручейки, и даже успеваю треснуть кулаком по забрызганному стеклу, но так и остаюсь в гордом одиночестве ждать следующего автобуса. До него, кстати, минут сорок, а на улице уже смеркается, и с каждой секундой становится всё холоднее и страшнее.
Апрель... Окраина незнакомого города… Полуразрушенная остановка… С неба моросит противный дождь вперемешку со снегом, а мимо на огромной скорости проносятся автомобили. Спортивная сумка с вещами оттягивает плечо. И, вроде, взяла только самое необходимое, но усталость даёт о себе знать. Да ещё рюкзак с учебниками и книгами за спиной такой тяжёлый, что невольно вспоминаю о такси. Правда, тут же беру себя в руки: мне нельзя раскисать!
Чтобы хоть как-то скоротать время, измеряю шагами длину местной лужи. Прячу замёрзшие руки в карманы куртки, но она не по погоде тонкая и ни черта не греет. В очередной раз приближаюсь к проезжей части и всматриваюсь вдаль. И почему в такой крутой коттеджный посёлок ходит только один автобус, да ещё и так редко?
Выуживаю из кармана мобильный и бесцельно листаю новостную ленту социальной сети. Бессмысленные картинки, избитые цитаты, реклама, чужие улыбки — в общем, ничего нового и интересного. Набираю пару строк Амели. Скидываю фото серого неба Жеке: у парня страсть к коллекционированию изображений неба с разных уголков Земли. Как по мне, оно везде одинаковое.
Но, оказывается, умереть со скуки и холода на остановке в чужом городе — это слишком простое наказание за мою неосмотрительность. Уже в следующее мгновение, окатив меня из лужи грязной водой, на обочине тормозит чёрная, как смоль, приземистая тачка, а из опустившегося окна высовывается смазливая морда паренька. Светлые волосы его растрёпаны, а взгляд до невозможности наглый.
— Эй! — небрежно орёт парень, пока я тщетно пытаюсь счистить с куртки грязь. — Мобильный свой дай!
— Всё нормально, — шмыгаю носом, стараясь не расплакаться. Не вечер, а наказание какое-то!
— Ты глухая?! —