– А чем здесь так пахнет? – сморщилась Крапива, трогая носком мягкого сапожка еще одну пятилитровую бутыль, но почти пустую.

– Жидкость для мытья стекол «Пенелопа», – прочел Боб надпись на этикетке и пояснил, – а попросту спирт этиловый. Очень эффектное средство, чтобы свалить с ног даже очень крепкого мужчину.

– И они это… пьют? – снова сморщилась Крапива.

– Пьют, и еще как пьют! Уж можете мне поверить! – заверил Боб и толкнул спящего сапогом. – Эй, Лохматый, проснись! Дембель проспишь!

Лесничий что-то забормотал и попытался перевернуться на другой бок. Но Боб выбрал момент и ловко выдернул бутыль из-под его головы. Ткнувшись ухом во влажную пожухлую траву, лесничий сначала зачмокал губами потом вскочил на карачки и аки зверь лесной начал озираться по сторонам. Наконец его осоловелый взгляд сфокусировался на Бобе. Тут же бородатое лицо его расплылось в широчайшей улыбке.

– А-а-а-а, господин Боб. А че так рано? Я вас только завтра ждал, в воскресенье.

– В воскресенье, – передразнил лесничего Боб. – Сегодня и есть завтра, то есть воскресенье, идиот! Пить меньше надо!

Лесничий на «идиота» совершенно не обиделся, поднялся с карачек на ноги и снова широко улыбнулся, заметив Крапиву.

– О! Да к нам в гости мадам! Счастлив видеть, сударыня. Велкам, едренть! Позвольте ручку лобызнуть.

Крапива тут же отдернула руку и спрятала ее за спину, словно опасалась, что лесничий начнет силком ее целовать, а Боб тем временем представил гостью:

– Да, Лохматый, вот госпожа Крапива к нам. По обмену с инспекцией. Прошу любить и жаловать.

– По обмену… – мечтательно протянул лесник, – вот бы и мне к ним по обмену…

– Да куда тебе по обмену, Лохматый, – хохотнул Боб, – ты тут-то, у себя дома порядка навести не можешь, а еще куда-то собрался.

– А че не могу, че не могу?! – обиделся лесник, озираясь по сторонам. – Все у меня в порядке, все у меня готово: вот костерок, дровишки, вон рыбка в садке: окушки, щучка. Сейчас такую ушицу сварганим! Спиртик опять же оченно хороший, сам проверял.

– Я уж вижу, что проверял, – усмехнулся Боб, ковыряя пустую бутыль ногой.

– Да ладно, господин Боб, вы же меня ни один десяток лет знаете, – засуетился Лохматый, выкладывая в центре кострища сухие полешки «колодцем» и засовывая в середину березовой коры. – Ну притомился вчерась вас ожидаючи, и погода не заладилась. Дощь с утра – противный такой, холодный, моросил все.И никакого клева. Не как тут не принять для сугреву? Как согрелся, сетишки поставил, так что уха-то будет, не сумлевайтесь. И вы, сударыня, давайте-ка своих зайчиков, уточек сюда, я их мигом…

Крапива удивленно глянула на лесника, открыла сумку и достала свою утреннюю добычу – двух зайцев и утку. Посмотрела на Боба.

-- Как он узнал, что я охотилась?

-- У Лохматого феноменальный нюх, -- объяснил Боб.

Лохматый ощерился и радостно замотал головой.

Но Крапива добычу свою леснику не доверила, молча сняла тонкие замшевые перчатки и сама принялась разделывать ушастых. Боб только диву давался, как у нее все ловко получается. В пару минут зайцы были лишены шкурок, освежеваны и нанизаны на вертела. А вот утку Крапива бросила Лохматому. Видно считала, что ощипывать птицу – ниже ее достоинства. Боб снова усмехнулся, помянул про себя недобрым словом эмансипацию и присел на поваленный ствол старой сосны наблюдать, как разгорается костер.

– Послушай, Боб, а почему ты называешь его Лохматый? – спросила Крапива, устраиваясь рядом и отряхивая руки. Он ведь… как это… совсем лысый.

Боб отвечать не торопился, разглядывая руки инспекторши. Ничего не скажешь, красивые руки: матовая кожа, голубые жилочки под ней, тонкие пальцы с идеальной формы ногтями, покрашенными золотым лаком. Только вот затвердевшие мозоли на большом и указательном пальцах правой руки несколько портили вид и выдавали опытную лучницу.

– Так от фамилии это, – пояснил за Боба лесник, устраивая котелок над огнем. – Фамилия наша Лохматов, вот и пошло: «Лохматый, лохматый». И в молодости шевелюра у меня была оченно даже приличная. Мода опять же такая была. Под Битлов. Потом поистерлась на чужих подушках, жа-ха-ха. Это если поэтически выражаться. И вот шевелюры нет, а погремуха осталась. А я ничего, я привык.

Крапива выслушала объяснения лесника в пол-уха, заметила взгляд Боба, усмехнулась и надела на большой палец правой руки перстень белого металла с крупным изумрудом.

– Здесь по-другому носят, – сообщил Боб, – обычно на среднем или безымянном пальце.

– Ничего, мы как-нибудь так, по-старинке. А почему озеро называется Беленькое? Из-за тумана?

– Наверное, – пожал плечами Боб, плотнее закутываясь в плащ, хотя из-за туч выглянуло солнышко, – тут часто туман, особо после дождя. А километров в пяти отсюда есть озеро Красненькое – там вода красная, торфяная. На закате – красота неимоверная! Чуть севернее озеро Черненькое – мое любимое. А еще Сегденское, Уржинское, Ласковское, но это дальше, за болотами. Хотя, если честно, летом мне там не нравится, народу много, лагеря пионерские, дачи, туристы, машины. Это такие механические телеги. Шум, гам, песни ночами орут под гитары, водку пьют. А здесь красота, особенно осенью: никаких туристов, девственная природа – заповедник, одним словом.

– Да? А вон тот монстр на противоположном берегу – это тоже часть девственной природы? – не без ехидства спросила Крапива.