Тот скованно поклонился, но ничего не ответил.

Кат сказал:

– Парень не понимает по-нашему.

Ада нахмурилась:

– Откуда же он такой взялся?

– От Килы, – Кат пожал плечами. – Чернь из урманской слободки. Мне так сказали.

– Из урманской? – с сомнением повторила Ада и спросила Петера, перейдя на язык богов: – Кто ты? Как звать?

– Петер Шлоссель, сударыня, – ответил тот также по-божески, и зачем-то добавил: – Мне пятнадцать лет.

– И где ты живёшь, Петер Шлоссель?

– В частном приюте, – он махнул рукой, очертив дугу. – Нас там двадцать душ. Вчера… (Петер помедлил, будто бы взвешивая, стоит ли рассказывать больше). Вчера на приют напали. Мне удалось спастись. Но дальше пришлось трудно. В незнакомом месте, без денег – ничего не было с собой, только пижама. Холодно, зима… А потом – повезло, мне встретился какой-то участливый господин. Он сказал, что знает, где переночевать. И отвёл к сударю Демьяну.

Петер дёрнул головой, указывая на Ката.

– Повезло – не то слово, – буркнул тот.

– Ишь ты, всё «сударь» да «сударыня», – подняла брови Ада. – Какой вежливый молодой человек! Ты проходил уже испытания? Получил гражданство?

– Н-нет, – помедлив, отозвался Петер, – не получил.

Кат стянул перчатки, бросил их на полку и принялся расстёгивать плащ. Да, мальчишка и вправду был очень вежливый. «Пятнадцать лет? – мелькнула мысль. – А так и не скажешь. Крупный пацан-то. Видать, хорошо ему там жилось в этом его приюте… Впрочем, неважно. Не обратно же его Киле отдавать, в самом деле».

Ада вдруг качнулась всем телом. Подсвечник в руке повело вбок, воск окропил полы. Кат прянул к Аде, подхватил под локти, но она уже стояла ровно и снова улыбалась:

– Ничего, ничего…

– Может, пора уже? – негромко спросил Кат, но она отмахнулась:

– Сперва надо гостя накормить. Идём, Петер. Ты ведь голодный, да?

Тот с чувством кивнул. Потом, спохватившись, шаркнул разбитым ботинком:

– Благодарю вас.

Они пошли на кухню. Кат с неохотой шагал позади, глядя, как Ада ведёт мальчика, положив ему руку на плечо – естественным, почти материнским жестом.

– Так где же твой приют? – спросила она рассеянно. – Надо бы вызвать городовых. На вас напали бандиты, я верно поняла?

– Приют очень далеко, сударыня, – Петер замялся и добавил тише: – В другом… другом месте.

– Не в слободке? Стало быть, долго сюда добирался?

Тот снова кивнул – на этот раз как-то неуверенно, будто кивок означал не «да», а что-то вроде «да, но…»

Кат споткнулся о торчавшую горбом паркетину и беззвучно выругался.

На кухне было немногим теплей, чем в зале. Ада, войдя, сразу опустилась на стул – резко, будто поскользнулась и не удержала равновесия. Подсвечник она пристроила на край стола, застланного скатертью, видавшей не одну сотню стирок.

– Дёма, – попросила Ада севшим голосом, – если тебя не затруднит, там в буфете пирог.

Буфет слепо блеснул стёклами. Кат достал блюдо с пирогом, поставил на стол и нарезал складным ножом три ломтя. Один ломоть получился меньше двух других, раскрошился, часть начинки просыпалась на скатерть. Пирог был с капустой.

Петер протянул руку – грязную, со ссадиной на тыльной стороне – но тут же отдёрнул.

– А вы?

Ада покачала головой. У неё едва заметно дрожали губы.

– Я поужинала.

Мальчик посмотрел на Ката.

– Ешь, – проронил тот.

Петер поддёрнул рукава (куртка была, как и всё прочее на нём, с чужого плеча) и, взяв меньший ломоть, принялся за еду. Он старался откусывать понемногу и жевать как можно дольше, чинно, по-взрослому. Но уже на половине куска не выдержал, вгрызся в капустную сердцевину и так заработал челюстями, что задвигались в такт уши. На некоторое время за столом воцарилось молчание – только потрескивали свечи, да слышалось из последних сил сдерживаемое чавканье.

Кат стоял, прислонясь к буфету, скрестив руки на груди. Прямо перед ним c потолка свисала на шнуре лампа, не зажжённая из соображений экономии. Кат был очень высок (можно даже сказать – огромен), и лампа приходилась точно вровень с его лицом, так что он мог в подробностях разглядеть марлевый абажур, проволочный обод и серый потухший кристалл.

Петер тем временем расправился со вторым ломтем пирога и смущённо поглядел на Аду. Та бледно улыбнулась, кивнула. Мальчик снова потянулся к блюду.

– Дёма, можешь молока налить? – попросила Ада. – В леднике.

Ледник ютился в углу, под окном. Кат отделился от буфета, обогнул стол и достал из посудного шкафа чашку. Склонился над низеньким ящиком с тонкими коваными ножками. Открыл. Ледник работал вполсилы, но молоко в запотевшем кувшине оказалось свежим, словно с утра надоенным. Впрочем, любая еда в этом доме не портилась неделями. Дом вообще был непростой.

Кат налил молока и поставил кружку перед Петером.

– Спасибо большое, – сказал Петер. Он взял кружку обеими руками и надолго к ней приник. Пил, закрыв глаза: подрагивали пушистые