Шрифт:
Закладка:
Впрочем, в том, что Анвар согласится, Андрей не сомневался, как не сомневался и в том, что сам он примет те условия, которые предложит бандит в обмен на свою помощь.
Андрей сел за стол не просто из вежливости, он прекрасно изучил эту публику и был уверен, что через час-полтора, после двух-трех литров «Куранта», Анвар сам вернется к начатому разговору. Просто стареющему бандиту нужно было держать марку, и, скорее всего, он специально не стал говорить о делах с глазу на глаз, а пригласил гостя за стол, где разговор будут слышать и слушать все собравшиеся, и внимательнее всего те, кто будет старательно скрывать свой интерес к делам хозяина дома. Цилиндра (это непонятное и неудобопроизносимое прозвище Андрей носил уже много лет) здесь многие хорошо знали, и то обстоятельство, что он пришел просить о помощи именно к Анвару, было неплохим козырем в борьбе за авторитет и власть.
Пока же гости пили и закусывали. Андрей тоже выпил и даже сделал вид, что рвется сказать тост, точно зная, что расторопных претендентов на роль тамады более чем достаточно и делать этого не придется.
Он позволил опередить себя молодому крепкому парню, которого уже видел пару раз в свите Анвара. Цилиндр запомнил его из-за причудливого рисунка белых безволосых полос, покрывавшего причудливым узором коротко остриженную голову: подобные полоски остаются вдоль шрамов. На вид парню было лет двадцать. Он был дорого одет, держался уверенно, с достоинством, но на его загорелых, изящных, как у пианиста, руках не было ни одного кольца.
Цилиндр отметил последнее обстоятельство особо: по его наблюдениям, в этой среде печатки были чем-то вроде звезд на офицерских погонах. Так, скажем, у Аслана, младшего брата Анвара, их в разные дни красовалось от трех до семи штук. Три — когда была вероятность того, что придется стрелять, семь он надел на свадьбу сестры. Анвар всегда носил два небольших перстня, но даже дилетанту было с первого взгляда ясно, что цена каждого из них равна минимум цене того «мерса», на котором последнее время гордо разъезжал Аслан.
Пока говорились тосты и опрокидывались стаканы, Цилиндр осторожно осматривался, отмечая для себя, кто из знакомых присутствует, кого из завсегдатаев подобных посиделок нет, и, разглядывая незнакомых, пытался навскидку определить их возраст, ранг и вес в этих кругах.
Присутствие Андрея никого не смущало — вряд ли ему было интересно то, о чем говорили горцы, — за этими столами, как правило, велись беседы, в которых участвовали только земляки. Обсуждались дела в родных краях, не относящиеся к делам новости, вспоминались интересные случаи из жизни и говорились, говорились, говорились длинные красивые тосты.
Цилиндр не спешил заговорить с кем-либо — он больше слушал. Отчасти потому, что всегда предпочитал слушать; отчасти потому, что ему нечего было сказать, например, относительно того, что в поселке Отара кто-то достроил наконец дом тестя; а отчасти потому, что знал, что одно неосторожное слово в этой такой доброжелательной и мирной на первый взгляд компании могло незаметно вылиться в очень серьезные неприятности.
Люди эти, по разным причинам сорвавшиеся с мест в поисках денег, власти и славы и осевшие с этой мечтой в наиболее, на их взгляд, подходящем для ее воплощения чужом и отнюдь не гостеприимном для чужаков городе, не умели ничего, кроме как драться. Они не знали, не видели иного способа чего-то добиться, кроме как взять силой: любым оружием, от кинжала до гранатомета, всем, что ни попадало под руку, или просто кулаками, ногами, головой; они готовы были биться насмерть со всяким, кто встанет на пути, будь то свой или чужой, местный; драться между собой и даже сами с собой, если только это хоть на шаг позволит им приблизиться к поставленной цели. Разумеется, никто из аборигенов — обладателей вожделенных благ не собирался отдавать свое по доброй воле, напротив, прикладывал все усилия, чтобы приумножить их. Так что пришлым искателям счастья приходилось несладко. Но самое страшное, что они и не рассчитывали на легкую добычу, искали любой повод, будь то неумный поступок или неосторожно оброненное слово, чтобы пустить в ход силу и урвать у кого бы то ни было еще один жирный окровавленный кусок, расставляя друг другу ловушки и используя каждый промах друг друга, чтобы вцепиться в неосторожно подставленное плечо и рвать, рвать на части вчерашнего собутыльника, земляка, брата. Шаг в сторону с этого тернистого пути расценивался как предательство, сошедший с него становился изгоем. Отчаянная решимость идти до конца и не останавливаться ни перед чем, несмотря ни на что, превращала этих людей в стаю, в одну из изголодавшихся стай, рыскающих в поисках поживы и расправляющихся с кем-то из своих, если нет под рукой иной жертвы. Бесстрашие их предков, впитанное с молоком матери, когда-то направленное против поработителей, ныне все чаще обращалось внутрь стаи, оставляя на руках победителей кровь соплеменников.
Цилиндру это застолье напоминало странную разновидность игры в «кошки-мышки», когда каждый из играющих может в любой момент превратиться из хищника в дичь и наоборот, а еще ему вспоминался Джек Лондон, и он узнавал в его серых бессловесных персонажах сидевших перед ним людей. Он презирал и ненавидел их. Где-то в глубине души к этим чувствам примешивался и страх, но это не задевало его самолюбия: любой нормальный сапер, расковыривая до мелочей знакомую мину, должен в глубине души бояться за свою жизнь, иначе — крышка. И Андрей был начеку: всегда собран, немногословен, сдержан, предупредителен. Подловить его на чем-то было делом архит-рудным даже для заправского «разводилы».
Анвар тем, что уже несколько лет держался во главе этой стаи, являл собою редкое исключение. Объяснялось оно отчасти его талантом диктатора-дипломата, а отчасти тем, что человек с подобным авторитетом был необходим ей, чтобы противостоять прочим командам, бригадам, кланам, семьям, год от года все гуще и плотнее заселявшим город и ищущим нетронутые пажити, а чаще просто пытающимся отобрать их у тех, кто слабее. Кроме всего прочего, недавно Анвар прошел некую процедуру «коронования» и носил теперь весомый титул «вора в законе», что добавляло шансов выжить в этой мясорубке.
Анвар снискал себе славу человека жестокого
