Теперь Винницын спокоен. Всегда спокоен. Когда он убивал женщин, то чувствовал, как из него выходит тяжесть. Груз с души, камень с сердца.

После убийства ему становилось легче. А сейчас, до этого, грудь сковывало невыносимое удушье. Гена трудно дышал, плохо соображал. Если бы он не убил кого-нибудь, то прикончил бы себя.

Как раз сейчас Гена тоже ощущал тяжесть. Слишком долго он не выходил на охоту. У него уже есть три намеченных объекта. Надо только разобраться с делами на работе и уже потом можно действовать.

Но именно в эту минуту он почему-то ощутил тревогу. Без всякой на то причины.

Так с ним случилось только однажды, с восьмой жертвой, когда мимо проходили дружинники транспортной милиции и Гена чуть было не попался. Его тогда тоже защитило чувство опасности. Инстинкт зверя.

Ему показалось или нет? Возня перед входной дверью? Гена Винницын посмотрел на дверь. На всякий случай встал, подошел к шкафчику со столовыми приборами и взял большой кухонный нож из нержавеющей стали, с деревянной рукояткой и тремя круглыми заклепками.

В ту же секунду мощный удар снаружи выбил замок и дверь распахнулась. В комнату ворвались двое парней.

* * *

Я сразу увидел подозреваемого. Тот стоял рядом со шкафчиком с посудой, у правой стены. Глядел на нас, широко распахнув пасть.

Сразу понятно, что нож он взял не для того, чтобы нарезать хлеб на ужин. Конечно же, для того, чтобы вспороть нам животы.

— Руки! — громко сказал я. — Положи нож, быстро! Тогда я тебе…

Нет, он не собирался меня слушать. Наоборот, состроил угрожающую рожу, поднял нож над головой обратным хватом, держа лезвие со стороны мизинца и бросился на меня. Я ведь как раз стоял ближе.

Атаковал он беспорядочно и хаотично, но очень быстро. Попытался резко уколоть меня в грудь.

Черт возьми, к сожалению, у меня не было времени взять полотенце или куртку, чтобы хоть немного защититься ими. Все, что я мог сделать, это шагнул влево, развернулся по часовой стрелке, блокируя руку с ножом ладонями.

Винницын снова отвел руку для короткого замаха, но я успел схватить его кисть. Ту самую, вооруженную. Чтобы он не успел отвести кисть и ударить меня, я рванул его за руку вправо. Одновременно ударил его локтем левой руки в лицо.

От удара Винницын отшатнулся назад и я просто выгнул его вооруженную руку назад и вверх. Слишком поторопился, а может, разозлился, но локоть Винницына затрещал, как сухая ветка.

Противник завопил от боли, но я уже не стал себя сдерживать. Какого дьявола он полез на меня с ножом? Я не собирался допускать такое больше, пусть в следующий раз дважды подумает, прежде чем размахивать длинным клинком.

В итоге рука Винницына выгнулась под неестественным углом за его спиной, он свалился на колени и выпустил нож, дико крича от боли. Ну, а как же ты думал, дружище, в этой жизни бывает много боли. И я сейчас тебе еще добавлю.

— Заткнись, тварь, — я теперь больше не сомневался, что это и есть убийца девушек, так что с удовольствием пнул Винницына в голову. От удара тот полетел в сторону по полу и перевернулся вокруг своей оси. Крик прервался и сменился стонами. — Заткнись, я сказал, а то вырву язык.

Он тут же замолчал, а я нагнулся, поднял нож, проверил его балансировку на руке и метнул в сторону шкафчика. Нож воткнулся в толстую разделочную доску, пригвоздил ее к деревянной стене, да так и остался торчать, покачиваясь рукояткой. Я поглядел на Саву.

— Ну что, вот он, ваш клиент, принимайте.

Детектив-любитель усмехнулся.

— Климов знал, кого брать на это дело.

Он направился было к Винницыну, до сих пор валявшемуся на полу, но я остановил его. Подошел сам, пихнул задержанного в бок, проверил его руки и карманы, нет ли другого оружия. Не особо церемонился со сломанной рукой, так что Винницын снова закричал:

— Осторожно, у меня рука сломана!

Я отвесил ему затрещину.

— Заткнись, я сказал. Или тебе язык вырвать? Я не шучу, так и сделаю.

Потом поднялся и пригласил Саву широким жестом:

— Вот теперь он полностью готов.

Но тот не смотрел на Винницына, а глядел на стол. Подошел к столу, достал из кармана носовой платок и поднял женскую туфельку, лежавшую перед толстой тетрадкой. Если не ошибаюсь, это трофей ублюдка, оставленный на память от одной из жертв.

— Ну вот, что и требовалось доказать. Это туфелька последней девушки, убитой им, — подтвердил Сава и посмотрел на бумаги, разложенные на столе. — А вот это совсем интересно. Кажется, он вел мемуары о своих похождениях, в зашифрованном виде. Хм, а здесь есть над чем подумать.

Он уселся на стул и углубился в изучение тетрадки, забыв об окружающих. Хм, однако.

Я думал, что для нас приоритетным является арест преступника. Впрочем, я свою работу уже сделал. Модно уходить, но сначала надо дождаться прибытия кавалерии.

В комнату заглянула любопытная старушка, низенькая, в цветастом халате и в платке, накинутом поверх жидких седых волос. Она посмотрела на нас и угрожающе произнесла:

— А я вот сейчас милицию вызову.

Видимо, приняла нас за налетчиков, хотя ни один уважающий себя грабитель не стал бы вламываться сюда, к этому придурку. Я не стал разубеждать старушку.

В коридоре послышались хлопанье дверей и другие встревоженные голоса, стекающиеся к квартире, где мы находились. Похоже, мы разбудили весь дом.

— Я и сам хотел об этом вас попросить, — кивнул я. Покопавшись в кармане, я достал справку о том, что являюсь дружинником и красную повязку с соотвествующей надписью. — Мы являемся дружинниками и сейчас провели задержание человека, подозреваемого в совершении преступления. Обращаем ваше внимание, что на столе у него обнаружена женская туфля, вот эта, а также зашифрованные письменные материалы. Так что, я и сам прошу вас поскорее вызвать милицию.

Вид документа и повязки успокаивающе подействовал на старушку и других соседей, тоже столпившихся в коридоре и осторожно заглядывающих к нам. В основном, женщины, сонные и растрепанные, в халатах ночнушках.

Старушка побежала звонить в милицию, а я уселся на стул рядом с Винницыным, контролируя каждое его движение. Наш задержанный валялся на полу и не двигался.

Через десять минут в комнату вошли двое милиционеров, козырнули и спросили:

— Что случилось, товарищи?

* * *

Соревнования проходили на стадионе «Динамо», старинном мастодонте, который снесли в двадцать первом веке. Сейчас ничего не предвещало этой печальной судьбы, наоборот, гигантский комплекс стоял гордо, видный еще издалека, особенно благодаря