смотрю, как Егор заталкивает язык Оксане в рот, и кривлюсь от отвращения. Это выглядит омерзительно, фу. Но Оксане, кажется, нравится. Наверное, она просто не в курсе, сколько чужих микробов только что поселилось у нее во рту.

Для справки: за десять секунд поцелуя от одного партнера к другому переходит восемьдесят миллионов бактерий.

Когда наконец звенит звонок, я почти готова аплодировать. Сладкая парочка нехотя распадается на две самостоятельные, хоть и слегка ошалевшие половинки. Егор обводит мир вокруг мутным взором и, к несчастью, натыкается на меня. Ухмыльнувшись, он опирается локтями на мою парту и демонстративно цокает языком. Манжеты его толстовки засалены и потерты, как у бродяги.

– Что, Мацедонская, завидно?

Оксана дергает его за рукав и шипит что-то сердитое. Она косится на меня, и я впервые замечаю, что глаза у нее голубые-голубые. А губы припухли от поцелуев…

– У тебя парень-то был когда-нибудь? – продолжает Егор. – Нет? Ну не теряй надежды, чо. Ха-ха-ха, каждой твари по паре! Где-нибудь точно живет второе такое убожество.

Отовсюду раздаются смешки. Одноклассники начинают потихоньку стягиваться к моей парте, а я опускаю голову так низко, что шапка почти полностью сползает на глаза. Не трогайте меня, не приближайтесь…

– Эй, язык проглотила?

Я отворачиваюсь и начинаю складывать учебники в рюкзак. Дергаю молнию, но она, как нарочно, заедает. Дергаю-дергаю-дергаю…

– Ты меня бесишь, Мацедонская.

Чертова молния!

– Зачем ты шапку напялила, а? Это типа какой-то акт протестантства?

Не удержавшись, я поправляю:

– Протеста.

– Что?

– Правильно говорить «акт протеста», а не «протестантства». Протестантство – это такая религия.

Егор вспыхивает. Все смеются, и каждый смешок как пощечина его самомнению. Я тоже улыбаюсь едва заметно, только уголками губ.

– Чо ты ржешь, дура? Тебе смешно? Резко подавшись вперед, Егор срывает шапку с моей головы. Все происходит так быстро, что я успеваю только ахнуть, и волосы рассыпаются по лицу. Они у меня темные, почти черные. И только одна прядка спереди со вчерашнего дня синяя-синяя. – Это что за фигня? – гогочет Егор. – Ты типа эмо? Сменила стиль? Бг-г-г, беру свои слова назад, Мацедонская. Лучше надень ее обратно!

Класс содрогается от смеха. Точно, это же шутка века. Я торопливо набрасываю на голову капюшон толстовки и затягиваю тесемки так туго, как только могу. Мир сужается. Сердце сжимается. Егор злобно щурится. Брови у него даже не светлые, а какие-то бесцветные, и над правым глазом шрам, почти как у Гарри Поттера.

– Почему синий-то? Если тебе кажется, что он тебе идет, то тебе только кажется!

Все опять смеются, а я мысленно возвожу вокруг себя стену. Кирпичик за кирпичиком. Вижу каждую щербинку, каждую крупинку цемента.

– Знаешь что, сделаю тебе одолжение – избавлюсь от этой дряни. Только ради тебя. – Подхватив пакет с учебниками, Егор вразвалочку идет к двери. Демонстративно выкидывают мою шапку в мусорное ведро и довольно потягивается, словно только что справился с важной работой.

Оксана бросает на меня виноватый взгляд и, прижав к груди сумку, бежит за ним следом.

Представление окончено, зрители расходятся.

Я складываю руки на парте и упираюсь в них лбом. Смотрю на сетку царапин-морщин, покрывающих парту. Упрямо кусаю губу и дышу.

Помните про стратегию «притворяться мертвой»?

Ни черта она не работает.

Последний урок на сегодня – физра, и это хуже, чем ужасно. Дело даже не в запахе грязных носков (да, у девчонок ноги тоже воняют). Просто все эти голые локти, все эти дурацкие игры, во время которых нужно пихаться, толкаться и трогать друг друга… Бр-р-р.

– Мацедонская, быстро разминаться!

Я вскакиваю со скамейки, безжалостно стягиваю волосы резинкой и каплей вливаюсь в ручей одноклассников. Мы бежим стандартные десять кругов, а Макарыч ритмично свистит в свой свисток. Была бы у него плетка, он бы точно щелкал ею о пол. В черном спортивном костюме, с выпирающим полнолунием брюшка, физрук похож на усталого дрессировщика с обвисшими усами. Цирк уехал, а Макарыча не взяли… Может, он поэтому всегда такой недовольный.

– Десятый «В», ну давайте поактивнее, е-мое!

В спортзале пахнет футбольными мячами, потом и штукатуркой. У одной стены кучей свалены маты, возле другой сгрудились лавочки. Наверное, у первоклашек опять были какие-то соревнования типа «Веселых стартов», а Макарыч поленился за ними прибрать. Наш спортзал вообще почти всегда похож на помойку, но до этого, кажется, никому дела нет. Включая меня.

На восьмом круге большая часть бегунов сдувается. Кое-кто переходит на шаг, а Макарычу надоедает свистеть в свисток. Он обреченно взмахивает рукой и падает на скамейку, бормоча себе под нос ругательства. Интересно, какого он сейчас цвета…

– Привет.

Я поворачиваю голову влево и с удивлением вижу Оксану, подружку Егора. Она бежит, прижав скрещенные руки к внушительной груди. Из-за размера бюста мальчишки в разговорах между собой часто зовут ее Сиськозавр или Сисястый Монстр. Словно она не человек, а приложение к лифчику.

Вежливо киваю и замедляюсь, пропуская ее вперед: говорить-то нам не о чем. Вот только Оксана тоже переходит на шаг, и некоторое время мы идем рядом: я, она и ватное чувство неловкости между нами.

– Мальчишки такие дураки, – с нервным смешком выпаливает вдруг Оксана.

И я мысленно с ней соглашаюсь. Хотя бы потому, что за все то время, что они с Егором обжимаются перед моей партой, он ни разу не спросил, какую музыку она слушает, какие книги читает или, ну не знаю… о чем мечтает. Зато все время пялится на ее грудь и постоянно пытается облапать.

Мне вдруг хочется задать ей какой-нибудь вопрос.

– М-м-м, у тебя есть любимая книга?

Оксана быстро отводит взгляд от синей пряди в моих волосах и пожимает плечами:

– Не знаю. Я мало читаю. Наверное… наверное, «Гарри Поттер», но его все любят.

Я издаю тихий смешок, вспомнив про шрам Егора. Да уж, ирония… Оксана смотрит на меня непонимающе, и я торопливо добавляю:

– Думаю, Распределяющая шляпа отправила бы тебя в Пуффендуй.

Я говорю это только из вежливости, чтоб поддержать разговор, но Оксана от моих слов расцветает в улыбке.

– Вот и Егор так говорит! – радостно восклицает она. А затем быстро облизывает губы и нервно шепчет: – Ты не обижайся на него, ладно? И не жалуйся учителям, что он тебя… Ну, словом, что он… Ты же понимаешь, да? Пожалуйста. Его могут выгнать из школы. Я с ним поговорю, обещаю. Только не рассказывай никому, ладно?

– Ладно, – отвечаю я.

Оксана снова улыбается и заправляет за ухо прядь рыжеватых волос, которая вырвалась на свободу из-под резинки и прилипла к щеке. Кажется, она еще что-то