в связи с нынешним положением, ушли сами собой. Он понимал, жизнь прожита. Увольняемый полковник не искал в ней особого смысла, полагая, что сложилось все так, как должно было быть. Удивляла лишь одна особенность судьбы, всегда направлявшая Александра туда, куда не хотелось. Началось с матери, настоявшей на поступлении после восьмилетки в техникум. А он бредил десантом, видя дорогу простой и ясной: десять классов, Рязань, воздушно-десантное училище.

– Получи специальность и делай с жизнью что хочешь, – настаивала мать.

Мудрая женщина хотела уберечь сына от выбранного пути.

– Потеряю два года, не велика беда, – подумал он и согласился.

Учился усердно, красный диплом давал льготу при поступлении. И вот он в руках, медкомиссия пройдена, и до мечты – подать рукой. Как вдруг офицер, курирующий поступающих в вузы, уперся рогом.

– В Рязань желающих предостаточно, разнарядку выполнили, а в другие людей не хватает. Так что едешь, куда скажу, или в войска.

Терять год, отставая от сверстников еще больше, Александр не захотел.

– Сдашь экзамены и переведешься, – наставлял округлившийся от сидячей службы капитан.

И вот он курсант Киевского зенитного ракетного инженерного училища. Естественно, ни о каком переводе речи быть не могло, разве что формально, – в реальности это было нечто из разряда фантастики.

В нагрудном кармане ожил поставленный на вибрацию телефон. Богатов взглянул на экран. Звонил Максим – генерал-лейтенант Максим Ильич Кондратьев, непосредственный начальник, а по совместительству лучший друг.

– Саня, ты где?

– Где и положено, в госпитале, подбираю сестру-сиделку, кто-то же должен присматривать за мной на пенсии, – отшутился Богатов.

– С этим повремени, дождись меня, буду через час, – выпалил Максим и отключился.

– «Разговор будет серьезный». Зная манеру поведения друга, Богатов был попросту уверен в этом.

С Максимом судьба свела его в училище – они очутились в одном взводе, а в казарме спали на соседних койках. Нахрапистый москвич, еще будучи абитуриентом, удивлял всех своей бесшабашностью. Он запросто мог слинять в самоволку, за что выгоняли, дерзил курсовым офицерам, а то и начальнику курса, но ему все сходило с рук. Однокурсники недоумевали. Никто, кроме Александра, так и не узнал, что отчислить его было весьма сложно, а точнее, практически невозможно. Он был сыном действующего генерала КГБ, возглавляющего отдел в его святая святых – первом управлении, а дед, тоже генерал, в свое время руководил этим управлением. Отец и дед видели в мальчике продолжателя династии, а Максиму, позднему ребенку, взлелеянному матерью и росшему без присмотра отца, занятого на службе, их желание было до фонаря. При хорошем раскладе парня ждал лучший факультет МГИМО, соответственно – офицерские погоны без напряга, а дальше по накатанной. Но Макс в десятом классе сорвался, попал в дурную компанию и мог натворить бог знает что. Тогда и было принято решение на время убрать наследника из Москвы, организовав «строгий» режим. Его сдали в военное училище, посадив за забор на казарменное положение. Как Максим ни выеживался, стараясь вырваться из западни, ничего не вышло. Пробовал завалить экзамены – не тут-то было, поставили нужные оценки; пытался отчислиться по залету, и здесь облом, в вежливой форме показали комбинацию из трех пальцев. Пришлось смириться и от безысходности взяться за учебу.

Александр, будучи старше однокурсников, выпавших в новую жизнь прямо из родительского гнезда, отличался сдержанностью и рассудительностью. У него за плечами был не только техникум, но и работа на заводе – учеба давалась легко. Вероятно, в силу этих обстоятельств шалопай Максим проникся к нему уважением, и со временем между ними завязалась дружба. Тогда Богатов еще не знал, какую роль она сыграет в его судьбе. А пока он помогал Максиму с учебой и, как мог, наставлял на путь истинный. Под влиянием друга Макс уже к первому отпуску стал другим человеком. Особисты не упустили возможности доложить об этом высокопоставленному родителю. Курсантские годы пролетели быстро, и перед выпуском, когда настало время устраивать судьбу сына, Кондратьев-старший решил не разрывать этот тандем.

Александру Богатову вручали диплом и погоны первому, поскольку он окончил училище с золотой медалью. Ему пророчили адъюнктуру, до поступления в которую требовалось отслужить два года, а затем ученую или преподавательскую карьеру. Начальник училища клятвенно обещал распределить медалиста туда, куда он пожелает, и Александр выявил желание служить в одном из двух военных научно-исследовательских институтов их ведомства. Поэтому, когда он получил направление в столицу, решил, что едет в Московский институт. Он и предположить не мог, где окажется через месяц по завершении положенного по окончанию училища отпуска.

Управление контрразведки КГБ было вторым по значимости в «конторе». Попав в него, Александр понимал, что обратной дороги не будет. Судьба опять не оставляла выбора, загоняя как бильярдный шар в некую лишь ей ведомую лузу. Можно было отказаться, но это бы поставило жирный крест на всей дальнейшей службе. Начались непростые будни: осваивать новое дело пришлось с колес; знания, полученные в училище, здесь были бесполезны. Александр по-прежнему был способнее друга, он тянул львиную долю работы, но, увы, ввиду известных обстоятельств со временем оказался в подчинении у Максима. По этому поводу Богатов не расстраивался, понимая, что иначе быть и не могло. Между тем по мере всплытия Максима к лампасам и он довольно успешно продвигался по карьерной лестнице, со временем оказавшись на генеральской должности. Только вот соответствующее звание ему так и не присвоили. Как ни странно, это обрадовало, а не огорчило полковника, поскольку между «уйти» или «остаться» Богатов, не задумываясь, выбрал бы первое, а получи очередное звание, пришлось бы служить дальше.

Александр Александрович, не глядя на все перемены в стране, остался офицером старого формата; для него «честь», «долг» и «Родина» были не отвлеченными понятиями. Когда он начинал службу, интересы государства стояли превыше всего; в нынешней жизни приоритеты поменялись полностью. КГБ, став ФСБ, обслуживало власть имущих, оберегая от превратностей судьбы их экономические интересы, а при необходимости и отжимая для них приглянувшийся бизнес. Взамен, в виде индульгенции, оно получало право крышевать менее лакомые ломти, состригая соответствующие доходы, хитроумными способами перераспределяющиеся между сотрудниками. Конечно, помимо этого приходилось выполнять и прежние функции, но на них смотрели сквозь пальцы, поскольку здесь отсутствовал экономический стимул, а «чухаться» начинали, когда происходило нечто из ряда вон выходящее.

Богатов, вопреки новым жизненным реалиям, продолжал ставить интересы страны во главу угла, деликатно отметая коммерческие предложения. Его жизненная позиция многим была непонятной, но за ту стойкость, с которой он ее придерживался, его уважали. Ценили полковника и как одного из лучших специалистов в своем деле. Именно на него