Шрифт:
Закладка:
Я бросилась в свою комнату, а после умывания не смогла заставить себя спуститься ни на завтрак, ни на обед. Сказалась больной. Впрочем, им как будто бы было все равно — никто даже не послал прислугу, чтобы справиться о моем состоянии.
После ужина стук в дверь. Это Кирилл.
— Думаешь, сможешь так всю жизнь прятаться в своей никчемной берлоге? Ночью как обнаглевшая мышь подъедать наши запасы из кладовки, а днем отсиживаться в норе? Хорошо устроилась. Вот только наследник сам себя не сделает.
Холодею от ужаса. Всего пару дней назад я с нетерпением ждала нашей первой брачной ночи, но проводить ее сейчас — просто немыслимо и неправильно!
— Я правда себя сейчас очень плохо чувствую…ты можешь оставить меня одну? — пытаюсь натянуть одеяло по самые уши, подсознательно строю между нами барьер.
Кирилл уже рядом с моей кроватью.
— Ты считаешь, мне хочется этим заниматься? Лучше тебе постараться, чтобы все получилось с первой попытки.
Он стаскивает меня на край кровати и ставит на четвереньки.
Больно. Унизительно. Нестерпимо долго. Грубо.
Не так я мечтала потерять свою невинность. Дикая боль, он вошел резко, без подготовки, а потом не давал мне перевести дух, хотя бы немного привыкнуть к этому жестокому темпу. Ему было все равно и на мою кровь, и на всхлипы. Но самая сильная боль — душевная. От унижения, от несправедливости, от растоптанной наивности.
Когда все кончилось, он с отвращением отстранился: «Постой в березке, если сможешь оторвать задницу от кровати. Или хотя бы лежи и никуда не вставай. Молись, чтобы сегодня ты забеременела».
И я остаюсь одна, в смятой, окровавленной и холодной постели, на месте преступления. Да, именно так я и воспринимаю это чудовищное надругательство. Он слышал, что я была против, но все равно с безразличием продолжал.
Так я лишилась невинности. Такой меня и дальше ждет медовый месяц.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть этого больше не повторится. Пусть с сегодняшнего дня я буду носить под сердцем мальчика! Я больше ни о чем не прошу!»
Лежу на кровати, прижав к лицу ладони. Я проведу так всю ночь. В содроганиях, судорогах и несчастных стонах о загубленной молодости.
* * *
Почему-то, пока собираюсь бежать по делам, вспоминаются события моего первого раза. Останавливаюсь, так и не надев вторую туфлю. А ведь я, как бы ни просила этого у всех всевышних сил, тогда так и не забеременела. И на следующий раз. И через неделю. И через полгода.
Что за страшный, жестокий и бессердечный человек. И зачем я снова ввязалась в это? Разыскала его на свою беду…Жизнь дала мне шанс сбежать и навсегда исчезнуть из его лап, а я, как безвольный мотылек, снова лечу на безжалостный убийственный свет…
А ведь на секунду, вручая роскошные цветы, он добился твоего расположения! Ты даже получала некое удовольствие, строя ему глазки…Неужели тебя так легко расположить? Готова прыгнуть в постель за любой нестандартный букетик?!
Почаще вспоминай то, как он к тебе относился, какие бесчеловечные слова говорил. И не попадись в его сети. Как говорится, Люцифер тоже был самым красивым ангелом. Ты здесь ради мести, поняла?!
Глава 4
В назначенное время к моему дому подъезжает красный Феррари. Водитель произносит невозмутимо: «Кирилл Станиславович просил вас довериться и позволить завязать глаза»
— Валяйте! — даю «ослепить» себя шелковой лентой. Она идеально подходит по цвету к ярко-красным губам, как будто я собралась на бал-маскарад и сама выбрала этот аксессуар.
Едем больше часа, но я ровно держу спину и ничего не говорю — как будто меня «похищают» каждый день.
— Мы приехали. Дайте вашу руку, я отведу вас к хозяину.
Как же холодно и мерзко звучит. Почему не начальник или босс? Всегда у него была эта страсть к рабам и обладанию другими людьми…
Близко-близко к своему уху слышу бархатный шепот: «Рад, что ты подвинула ради меня свои дела, принцесса». Дорогой тяжелый мужской парфюм. Запах власти и секса. Чувствую, как встали волосы на моем теле, появились мурашки.
— Позволь мне согреть тебя. В полете будет еще холоднее, — на мои плечи опускается невероятно мягкий пиджак.
Мы проходим десять шагов под руку, и Кирилл срывает повязку — перед нами вертолет!
Слава богу, что впереди сидит пилот! Не хотелось бы разбиться в лепешку от того, что Кирилл решит повыпендриваться своим умением водить.
Наконец-то я оказалась со старым актером не в ужастике, а в романтическом фильме. На высоте пять километров шампанское казалось невероятно вкусным. Огни родного ночного города. Прохладный воздух. Его рука на моем колене — мы целуемся на брудершафт, игриво закусывая клубникой.
Когда мы вместе ехали в машине до моего дома, это романтическое напряжение постепенно спадало. Я боялась, что он вытянет перегородку между водителем и пассажирами, и начнет приставать на заднем сидении. Но он только проводил меня до подъезда — и отправил наверх, прямо в своем пиджаке.
* * *
(Три с половиной года назад)
Полгода прошли как в аду. Первые два месяца я заточила себя в собственной комнате. Еду мне носили в постель, а на глаза другим людям я показываться боялась. Я чувствовала себя очень грязной, какой-то использованной вещью, к тому же еще и бракованной. Как будто, как только я выйду, прислуга будет перешептываться и тыкать в меня пальцем — "Вот на нее наш хозяин безрезультатно взбирается каждый вечер. Да-да, приходится залезать на такого бегемота!"
Чувствовала себя оплеванной. Попользованной. Бесполезной.
— В твоих складках потеряться можно, так сразу и не поймешь, где что, — Кирилл всегда с отвращением отпускает комментарий по поводу моего веса и тела. Видно, как ему лишний раз даже докоснуться до меня отвратительно.
Каждый раз разворачивает меня к себе спиной. Лицом к стене. Чтобы не видеть моей гримасы, моего стыда и ужаса. Перед встречами он напивается — «Без ста грамм на тебя без слез не взглянешь». Я не издаю ни звука, он тоже. Больше не плачу, как тогда, в мой трагичный первый раз. Не хочу показывать, насколько это подрывает мой дух. Да и его раздражает любое мое проявление жизни. Мне в память въедается монотонный и остервенелый скрип кровати.
Один раз он додумался до такого унижения — продемонстрировал мне эротический журнал с идеальными моделями. Сначала просто тыкал в них и сравнивал, как мне до них далеко, "даже если отрезать все твои шмотки сала". А потом положил мне на