— Да, конечно. Он, правда, ими никогда не занимался. Просто их не замечал. Поселил нас в том самом огромном доме, который я хотела продать, обеспечивал довольно щедро, работать мне, естественно, запретил. Как только им исполнилось семь и восемь отправил учиться в заграничный пансион. Они теперь плохо говорят по — русски.

— А с вами он Как он к вам относился?

— Никак. Секса не было, мы жили в разных комнатах. Разве что завтракали вместе иногда. Ездили на приёмы, когда ему было нужно показаться с супругой, так сказать. У него была не только личная секретарша Марина, кстати, очень приятная женщина, с которой я мало общалась, но вряд ли она была больше, чем секретарша. Я это чувствую. У него была ещё и отдельная уборщица его кабинета, куда кроме неё никому нельзя было входить. Тайская женщина, не говорившая по-русски, или делавшая вид, что не говорит. Что уж там было в этом кабинете, что даже Марина не могла видеть, трудно сказать. Не удивлюсь, что сексом он занимался с какими-нибудь игрушками-роботами, с него станет. Через какое-то время он разрешил мне заниматься живописью и покупать картины, если мне что-то нравилось. В этом смысле он мне доверял, я ни разу не купила неинтересное. Сама стала брать уроки, стала потихоньку писать. Он тут же мне оборудовал студию в доме.

— В принципе, неплохо, — улыбнулся глазами Богдан.

— Знаете, он странно относился к деньгам. У меня было такое чувство, что он их достаёт из какой-то волшебной комнаты. Бизнесмены так себя не ведут. Он слишком спокойно смотрел на деньги. Трудно объяснить. С одной стороны, он их любил зарабатывать и берёг каждую копейку, а с другой стороны, с той, которую видела только я, он мог тратить десятки тысяч долларов на ерунду, на неоправданно дорогие услуги, вещи. Мог купить мне колье за полмиллиона долларов, которое я никогда не просила.

— А драгоценности считались вашими или его? Где они хранились? Простите за любопытство, но это опять же имеет дело к моему расследованию, если можно так выразиться.

— Они считались моими. Я брала в поездки всё, что хотела. Один раз я потеряла кольцо с турмалином, ну, даже это был не турмалин, а его редкая разновидность.

— Параиба, наверное, — вставил Богдан.

— Да, забыла, с кем имею дело, параиба, конечно. Расстроилась. Подняла полицию на ноги. В Италии было дело. Но кольцо так и не нашли. Приезжаю, а он уже всё знает. Сказал, чтобы была внимательнее и всё. Представляете?

— Да, странно как-то. Вы часто уезжали?

— Как сказать На отдых он меня отпускал. Я даже сама выбирала, куда мне поехать без оглядки на стоимость отеля или СПА.

— Вас послушать, Виктория, вы жили в каком — то беззаботном благополучии, если не считать, конечно, ситуации с детьми.

— Я стала алкоголичкой, Богдан. Запойной алкоголичкой. Иногда даже думала, что это мой покойный муж мне прислал привет с того света. Но на то были свои причины. Представляете себе, что вы живёте с человеком, который никогда ни о чём вас не спрашивает, кроме физических передвижений и, может быть, содержания съестных запасов. Вы для него биоробот, круг общения которого строго ограничен. Его, по существу, и не было — ни друзей ни подруг. Сначала я держалась, как могла, занималась спортом, купила себе лошадь, плавала в бассейне, писала акварельки. Мало этого, я написала несколько статей о мало массивных галактиках, о нетипичных, с низким темпом металличности.

— Правда? Карликовые галактики? Удивительно!

— Ну, да. Они и есть, наверное, те строительные кирпичики, из которых построен наш мир. Меня они привлекали ещё со студенческой скамьи.

— И что же? Вам удалось опубликовать ваши статьи?

— Я получила полный запрет на занятия подобными вещами. Какая публикация! Он пришёл в такую ярость, как будто я написала порнографический роман, где главная героиня ослица Рафаэла живёт с сельским учителем.

— Вполне современно, — Богдан сделал маленький глоток кофе.

— Мы ругались тогда, как два грязных доходяги из-за последних ста рублей. Что уж там было, от чего он рассвирепел, я так и не поняла. Для меня это был удар. Взял с меня слово, что я никогда не буду заниматься «этой галиматьёй», так и визжал: «этой примитивной галиматьёй». Называл меня последними словами. После склоки я и начала пить.

— Забудьте. Постарайтесь всё забыть. Прошлого нет. Остаётся опыт, который трансформируется и делает нас мудрее. Мне это очень хорошо известно.

— Но вы такой молодой, чтобы так говорить об опыте, Богдан, — она немного стушевалась и пожалела, наверное, что это сказала, потом вздохнула, посмотрела на нетронутое пирожное и продолжила, — хотя, разве можно до конца понять человека? Прошлого нет. Как просто! Я замолчала тогда из-за детей. Он же пригрозил, как обычно, что будут проблемы и так далее.

— Какие проблемы? Возвращать же он их не собирался, мне кажется.

— Он лишал меня возможности их видеть. Так было не раз. Разговаривала по скайпу с ними я только раз в месяц по полчаса с каждым. Постепенно они отдалялись. Кто знает, что они обо мне думали, и как им преподносилось то, что будучи такими состоятельными людьми, мы к ним не приезжаем, не возим их на море, например.

— Они знают, что ваш муж не их физиологический отец?

— Да, — вздохнула Виктория, — они всегда это знали. Один раз я, правда, выклянчила своим хорошим поведением поездку с ними на яхте по Средиземному морю. Прекрасная была поездка. Он с нами, слава Богу, не поехал. Но хватит об этом, Богдан.

— Почему? Всё правильно. Я ещё не всё понял про него.

— Да уж. Субъект, что надо. Есть ещё одна вещь, которую я хотела вам сказать.

— Что же? Я слушаю.

— Я думаю— она немного наклонилась, чтобы быть поближе к Богдану, который сидел на противоположной стороне столика, — Я думаю, что Игорь в опасности. Спрячьте его. Вы это можете, — Виктория пристально посмотрела ему в глаза.

В воздухе чувствовался запах камня и некоторых минералов. Но сидящие на небольших скамейках, тоже каменных, люди не обращали на это внимания, потому как находиться на глубине нескольких десятков километров под землёй было не просто для них привычным делом — это был их родной дом. Запах чувствовался на глубинном, подсознательном уровне, как человек с Поверхности чувствует лёгкий запах дерева, сидя в деревянной избе и понимая, что всё в порядке.

Гигантский куполообразный зал, высеченный из гранита, освещался ровным белым светом. Источников этого света внешне найти было невозможно. Светло-коричневые стены зала, отполированные