Но Оли уже нигде не было.

2. Вторник

Эдвард с замиранием сердца подкрался к двери уборной. Прежде, чем стучать, глубоко вдохнул, выпрямил плечи и поправил сюртук. Его лицо изображало старого приятеля, забредшего сюда по обыкновению.

— Кто там? — послышался её голос.

Эдвард приоткрыл дверь.

— Почтальон, — по-лакейски, как привык, произнёс он. Почему именно «почтальон», и

сам не знал.

— За марками? — подхватила Марго, улыбаясь.

Эдвард вошёл и сразу наткнулся глазами на фарфоровую корзину, полную цветов. Такие цветы в народе называли «райскими птицами», но Эдвард их никогда не любил — холодные, чужие, хвастливые цветы. Сбоку на корзине он заметил золотой оттиск изображения летящего орла, держащего в клюве перевязанную квадратную коробку.

Она сидела на пуфике перед трельяжем, готовая выходить к третьему акту. На

трельяже рядом с коробочкой с гримом и пузырьками с правой стороны светился экран открытого лэптопа.

— Садись, мил человек! Спасибо, что зашёл, — указала она на мягкий, обитый золотым

шёлком диванчик.

— Чем могу быть полезен? — сразу выпалил Эдвард. Он собирался ни в коем случае

этого не спрашивать.

— Сделай-ка мне баньку! Я купила дом недалеко от моих друзей, а бани там нет. Ну, то

есть, она есть, но её надо переделать. Мне вот эта нравится, — и она показала на компьютере недавно законченную красоту, что он навёл у Валентины Ивановны.

Сказать, что Эдвард расстроился от такого прямого и незатейливого предложения,

значит, ничего не сказать. Он весь сник, даже согнулся, внутри у него хрустнуло и закололо. Столько лет никто ничего не знал! Столько лет он жил вместе со своими тайными проектами, эскизами! Доставал нужное ему дерево, покупал с любовью лучшие инструменты! А самое главное, вынашивал разные образы, придумывал сюжеты.

И кто первый его разоблачил? Естественно, Марго. Да как такое могло случиться?

— В театре ещё кто-нибудь знает? — поникшим голосом спросил Эдвард.

— Не бойся, я никому не скажу, — заговорчески прищурилась Марго, — по рукам? — и

подставила ему холёную кисть с пальцами, унизанными кольцами.

— Сначала съезжу посмотрю, — буркнул Эдвард.

Она дала ему адрес, номер мобильного телефона и ключи от нового дома.

— Давай во вторник, — предложила Марго.

Эдвард посмотрел на отражение в зеркале трельяжа и вздрогнул, встретившись с ней глазами.

Так и порешили.

В этот вечер на её игру он впервые смотрел другими глазами. Каждое произнесённое

слово казалось острее, а знакомый до боли сильный и ясный голос зазвучал новыми нотами спрятанной нежности и бархатистости, пробуждая сопереживание у зрителя. И полное недоумение у Эдварда.

Всю ночь он ворочался с боку на бок, придумывая идею для её бани. Часам к пяти

наконец заснул с чувством удовлетворения. В целом придумал.

На следующий день, спускаясь по Тверской в сторону Красной площади, он постоянно крутил мысль о том, что не знает, куда девались все эти семьдесят лет жизни. И как так могло получиться, что толком даже нечего вспомнить. Ничего выдающегося он не совершил, артистом настоящим не стал, а весь свой жизненный опыт может уместить на куске небольшой деревяшки. Он шёл от тяжело больного, практически умирающего от рака старого приятеля, Вовки Александрова. Учились вместе в театральном, но на разных курсах. Сблизились на гастролях в Пензе. Вовке было шестьдесят девять. Всего-то! «Да, короткую нам отмерили жизнь», — посетовал Эдвард.

Он любил Тверскую, точнее, улицу Горького. Шёл медленно, смотрел по сторонам, на витрины и думал ещё и о Марго. Тоже не девочка. Но вот от кого бы поднабраться жизненной силы, так это от неё. Булавину не брал возраст. Она каким-то чудом сохранила прямую спину, ясный взгляд и изящную походку. После разговора в уборной его ненависть к ней заметно притупилась. Ему даже пришла в голову шальная мысль купить новые джинсы, и он прямиком отправился в ГУМ. Петухов не любил дешевых магазинов и плохого качества. Дешёвое безвкусное тряпьё он оставил в первой половине жизни.

В ГУМе, уже почти на выходе, он неожиданно встретил Валентину Ивановну. Она всегда была в хорошем расположении духа, всегда отлично выглядела и встретить её было настоящим удовольствием.

— Вы получили заказ от Марго? В самом деле? Вот чудеса! Я же ей не говорила, кто мастер, — удивилась Валентина Ивановна.

— Как не говорили? — опешил Эдвард.

— Она была у меня недавно в гостях, это так. Мой брат, Костик, настоящий её поклонник. Булавина — талантище! Если бы вы знали, Эдвард, как она мила в жизни! Такая хохотушка, выдумщица. Мы давно её знаем. Я считаю, её мало снимают в кино.

— В современном кино ей просто некого играть, — пожал он плечами.

— Почему мы так охладели к классике? Всегда хочется новых прочтений, постановок! И не только Шекспира и Чехова. Вы простите меня, — она бросила взгляд на ручные часы, — меня муж ждёт, а по пробкам я могу вовремя не успеть.

Следующую ночь Петухов опять ворочался с одного бока на другой. Как же тогда Марго на него вышла, если Валентина Ивановна ей ничего про него не говорила? Он настолько был ошеломлён этим известием, что забыл спросить свою любимую заказчицу, как ей удаётся так моложаво и свежо выглядеть. Её физический возраст, по мнению Эдварда, чуть перевалил за шестьдесят, а внешне ей можно было дать сорок. В бабах он разбирался, как ему казалось. Он ведь всегда был наблюдательным. Но у него имелся её номер телефона, и он решил обязательно удовлетворить своё растущее любопытство. И не откладывать.

Во вторник Эдвард тщательным образом привёл себя в порядок, заехал на автомойку и прямо оттуда тронулся по назначенному адресу. Он не стал спрашивать знаменитую хозяйку, во сколько ему лучше подъехать, раз дала ключи, значит, он сам может решать, когда. Странное дело, как будто он ехал не баню делать, а в гости. Он вдруг подумал, а знает ли он так досконально ещё кого-нибудь на этом свете, как он знает Марго. Ему был знаком каждый её жест, каждый поворот головы, каждая интонация. Он следил за ней, вольно или невольно, на протяжении почти пятидесяти лет. Эдвард чувствовал по её игре, всё ли в порядке, здорова ли, рассержена или витает в облаках. Он видел, как она немного набирала килограммы, меняла цвет волос, причёску, как годы и прожитое оставляли свой след на одном из самых интересных и красивых женских лиц, которые он когда-либо! То ли дело Эдвард Петухов! Ни одной сплетни! Кроме, может, пары шуток про то, что вместо «слуги» в текст можно сразу смело вписывать «Петухов».

Весна в Москве обычно