Шрифт:
Закладка:
Рукопись книги была закончена еще в начале 1992 года. Авторы предлагали ее всем существовавшим в то время калининградским издательствам. Отзывы были сплошь положительными, но никто не решался взяться за издание книги: тема казалась слишком «деликатной».
Дело сдвинулось только в 1996 году, когда нашей работой заинтересовался комитет по делам архивов и его тогдашний председатель Г.И. Щеглова, которая совместно с областным историко-художественным музеем нашла средства на публикацию рукописи. Подготовка издания в Калининградском книжном издательстве заняла около года. Летом 1997 года планировалось отпечатать десятитысячный тираж нашей работы. Однако уже после подписания книги в печать возникла неожиданная пауза: верстку затребовала к себе одна из высокопоставленных чиновниц тогдашней областной администрации, отвечавшая за культуру. Ее вердикт о книге гласил: «В настоящем виде она не может быть опубликована. Она требует коренной переработки». На основании этого указания издательство предъявило авторам список замечаний на шестнадцати страницах с требованием исключить из текста около восьмидесяти фрагментов и изъять некоторые фотографии, «очерняющие» наше прошлое. После отказа выполнить эти требования типографский набор книги был уничтожен.
Эта грустная история объясняет, почему книга о советских переселенцах сначала была издана в переводе на немецкий язык (в Германии она выдержала два издания в 1999 и 2002 годах) и опубликована в Польше в 2000 году. Первое русское издание книги появилось только в 2002 году в петербургском издательстве «Бельведер». Оно стало возможным благодаря содействию исторического журнала «Новый часовой» и его главного редактора А.В. Терещука, а также финансовой поддержке нашего родного университета. Небольшой тираж книги очень быстро был продан.
Новое, исправленное и дополненное, издание наконец-то выходит в Калининграде в университетском издательстве массовым тиражом, и есть надежда, что теперь первоначальную авторскую редакцию книги смогут прочитать все интересующиеся историей нашего края калининградцы.
Юрий Костяшов, руководитель авторского коллектива, доктор исторических наук.
Глава 1. ДОРОГАМИ ВОЙНЫ
Такая мысль может показаться странной, но история нашей области началась не в 1945 году, когда в Кёнигсберг вступила Красная армия, и не в 1946, когда эта земля получила другое имя и других хозяев. История нашей области началась вместе с рождением ее новых жителей, началась за тысячи километров от берегов Преголи. История любой земли — это прежде всего история народа, населяющего ее.
Составленная нами программа интервьюирования была посвящена истории заселения Калининградской области. О жизни людей до переезда сюда предполагалось записать только самые краткие сведения. Но получилось иначе. Наши собеседники стали вспоминать всю свою жизнь: Гражданскую войну, двадцатые годы, период НЭПа, коллективизацию, голод, тридцать седьмой год и, конечно, Великую Отечественную. Мы понимали, что люди хотят выговориться, и поэтому не жалели времени на «посторонние сюжеты». Нередко эти рассказы о довоенной жизни становились главной темой интервью. Наверное, они могли бы послужить основой для отдельной книги. Однако на сей раз ограничимся только несколькими свидетельствами военного времени. Без них невозможно понять настроение и чувства советских людей, приехавших после 1945 года заселять и осваивать бывшую Восточную Пруссию.
«Оккупация — это страшное дело!»
Едва ли не половина переселенцев в Калининградскую область выехала из районов, бывших под фашистской оккупацией, для этих людей знакомство с немецким народом началось с солдат в форме вермахта. Мария Степановна Басюк, которой тогда было 16 лет, вспоминает:
— Когда война началась, мама в отпуску была. Мы жили у бабушки в деревне. В октябре немцы пришли. Когда немцы оборону на Десне прорвали, мама пришла и говорит: «Надо эвакуироваться». Мы отъехали километров тридцать, и тут — немцы. Там их разведка, что ли. На танкетках подъехали. А с нами учитель был, тоже коммунист, Сергей Андреевич. Его немцы повесили. Прямо у нас на глазах. Это вот я первый раз увидела, как немцы шли, и первую смерть увидела. Потом мы домой вернулись. А там все разбито, ульи разорены. Бабушку немцы избили, она через несколько дней умерла. У нас на чердаке книги лежали партийные, тома Ленина, Сталина. Ну, они все: «Коммунист! Коммунист!». И избили ее сильно. А в феврале сорок второго года маму расстреляли. У меня день рождения был. А утром прямо мама глядит в окно: «Ой, немцы сюда идут!». В дом зашли и прямо маме говорят: «Хальт! Хальт! Собирайся. Коммунист — капут!». Всех нас вывели и маму прямо у речки расстреляли. И не разрешили хоронить. Мама целую неделю лежала на снегу. Потом уже пришли партизаны, гроб сбили и повезли хоронить. Так немцы их стали обстреливать, и мы не успели маму закопать. Гроб в могилу опустили, а закопать не успели. Потом уже партизаны к нам пришли, сказали, что, мол, закопали они нашу маму. А летом этого же года партизаны забрали нас всех — всё село — в лес. А село наше немцы сожгли.
— А отец Ваш где был?
— А отца забрали на фронт. У нас за старшую сестра Шура была. А так нас четыре сестры было: еще Нина и младшая Оля.
Ей всего два годика было. Она маму и не помнит. А потом каратели нас окружили и снова в село погнали. А весной сорок третьего года погнали нас в лагерь, в Починский район. Сколько народу в дороге поумирало! Нас ведь и не кормили почти. Люди пухнуть стали. Дочка у Шуры, Валя, у нее вот ручки такие были, что давнёшь пальцем — прямо ямки остаются. А если кто в дороге падал или даже спотыкался, немец подходил и с автомата убивал. А кто там остался, дочка или мать, дальше погнали. Прибыли мы на станцию Почин, поселили в школу. Жители тут стали собирать нам продукты, по буханке хлеба, по двадцать штук яиц на семью — кто сколько может.