– Но разве ведьмы и ведьмаки не смогут просто создать его заново, как только мы разрушим его? – спрашиваю я. Я не знаю, как работают эти купола, я не знала даже, что можно создать такой купол, но мне кажется, что ведьмы и ведьмаки должны быть в силах просто-напросто восстановить его.

Улыбка Хадсона становится шире.

– Это если бы нам было до этого дело, но нам будет все равно. Потому что как только Реми пробьет большой купол, я сокрушу эту машину в пыль. А если не будет машины, то Сайрус не сможет стать богом.

– Да, мне бы очень не хотелось иметь дело с Сайрусом-богом, – соглашаюсь я.

– Что ты об этом думаешь, Реми? – спрашивает Хадсон. – Ты можешь это сделать?

Реми на минуту задумывается.

– Да, могу, если окажусь достаточно близко. Для этого мне надо будет касаться его.

– Значит ли это, что мы ликвидируем Сайруса? – спрашивает Иден.

– Да, непохоже, что этот план закончится простым водворением его в тюрьму, – добавляет Дауд.

Хадсон пожимает плечами.

– Это будет зависеть от того, сможем ли мы снять с него доспехи до того, как его армия атакует нас. Ведь нас как-никак всего десять против десяти тысяч, так что, как говорится, добрая часть смелости – это осторожность. Полагаю, непосредственная угроза исходит сейчас от Божественного камня. А что думаешь ты, Грейс?

Все поворачиваются ко мне, как будто окончательное решение остается за мной. И должна сказать, что это ужасное чувство, когда ты посылаешь своих лучших друзей на битву, из которой некоторые из них – а то и все – могут не вернуться. Но мы не можем сидеть сложа руки и ничего не делать. Поэтому я говорю правду:

– Этот план хорош, и, думаю, это наша лучшая возможность. Шансы на победу невелики, но это все-таки лучше, чем иметь дело с Сайрусом, который стал богом.

– Послушайте, нам не победить, если мы будем сражаться со всей его армией, – говорит Хадсон. – Нас десятеро, а их десять тысяч, а то и больше. Так что вместо того, чтобы сражаться с такой необоримой силой, мы сразимся с одним самовлюбленным вампиром.

Реми ухмыляется и изрекает.

– Всем сохранять спокойствие. Мы все умрем.

– Это же из «Шрека»? – спрашивает Флинт, и Реми забивается с ним.

Разговор переходит в дискуссию о том, что второй «Шрек» – это недооцененный шедевр, и я отхожу в сторону, чтобы лучше рассмотреть то, что происходит под нами, на лугу.

Хотя я и согласна с тем, что план Хадсона обеспечит нам лучшие шансы на успех… это ничего не значит, ведь эти шансы измеряются однозначными числами.

Глава 153. Американские горки

Толпа на лугу начинает скандировать, и от звучащего в этом скандировании слепого обожания меня начинает охватывать паника. Но паническая атака сейчас – это явно не вариант, так что я делаю несколько глубоких вдохов и пытаюсь назвать десять вещей, которые вижу. Правда, все, что я вижу, выглядит чертовски пугающе, так что, возможно, это не самая лучшая форма медитации.

– Эй, – говорит Хадсон, оказавшись рядом со мной. Я знаю, это потому, что он заметил мою тревогу, и от этого чувствую себя только хуже. Это еще один признак того, что я слабее, чем хочу быть.

– Мы справимся, – заверяет меня он.

Я киваю, потому что что тут скажешь? Нет, не справимся?

Однако это война, и все может пойти не так.

– А что, если что-то произойдет? Что, если я…

– Этого не будет, – отзывается он, и его синие глаза горят. – Но, если что-то произойдет, я с этим справлюсь. Я с ними разберусь.

Он хочет сказать, что снова использует свой дар. Это видно по тому, как он сжимает зубы, как напрягает плечи.

– Тебе нет нужды это делать. Ты не можешь…

– Я с этим справлюсь, – повторяет он, и я вижу – он говорит серьезно. Что бы ни произошло, его намерение твердо.

И тут все вдруг начинают поносить Сайруса и планировать, как мы будем праздновать победу. Я, как и они, знаю, что все это лажа, что под конец нам вряд ли захочется праздновать – если нас вообще останется достаточно для того, чтобы праздновать, – но говорить об этом приятно. Как будто если мы произнесем это вслух, у нас появится шанс воплотить это в жизнь.

А мне нужен этот шанс. Он нужен нам всем. Без этого я не смогу сделать то, что должно быть сделано – ведь я так боюсь, что сейчас Хадсон касается меня в последний раз.

– Послушай, – шепчет он, взяв мою руку, и, потерев пальцем наше обетное кольцо, спрашивает: – Ты уже догадалась, какой я дал обет?

Я закатываю глаза, и по моему лицу разливается нежная улыбка. Потому что я понимаю, что он просто пытается успокоить меня.

– Да, догадалась, – уверенно говорю я просто затем, чтобы увидеть, как от удивления у него округляются глаза. – Ты дал обет покататься со мной на всех американских горках Диснейленда – даже на самых страшных.

– Хадсон на американских горках? – насмешливо спрашивает Джексон. – На твоем месте я бы отказался от этой идеи. Ведь он всегда так кричит.

– А я думаю, что Хадсон сам как американские горки, – замечает Колдер, алчно облизнув губы.

– И на этой ноте давайте приниматься за дело, – говорит Реми, шевеля бровями.

И смотрит на меня. Они все смотрят на меня, и это чертовски обескураживает.

– Э-э, есть что-то еще?

– Я уверен, что это твой момент, – прочистив горло, говорит Дауд.

– Мой момент? – Я недоумеваю еще больше.

– Не знаю, как другие, – поясняет Флинт, – но сейчас я был бы не прочь послушать одну из твоих мотивационных речей.

– А может, даже две, – лукаво добавляет Иден.

Черт побери. Поскольку я, как и Хадсон, подозреваю, что в итоге мы все умрем, мне сейчас не до мотивационных речей.

Но они все продолжают смотреть на меня, даже Колдер и Реми, будто ожидая, что мудрые слова слетят с моих уст сами собой. Я вздыхаю, пытаясь придумать, что сказать.

Наконец в моем мозгу начинает брезжить идея, и я решаю: а что вообще может произойти? Что плохого? Они все сбегут? Вообще-то меня это устроит. Вообще-то мне бы не помешало нормально поспать целую ночь и сделать педикюр.

Я перевожу взгляд на Хадсона, и он ободряюще кивает. Я откашливаюсь, делаю глубокий вдох и снова откашливаюсь. И начинаю.

– Я знаю, что мы делали это много раз,