обусловливается ею в своем содержании и в объектах своего исследования. Если бы даже исчезла наука у всех народов, то самостоятельная наука, оставшаяся у одного из них, продолжала бы существовать неизменно; так как не исчезла бы причина, из которой она развивается и которая лежит в жизни народа, ее образующего.

Но причина, из которой развивается наука, есть сомнение; и следовательно, возникновение самостоятельной науки у какого-либо народа обусловливается тем, способен или нет его разум пробудиться к сомнению.

Дар же сомнения не заимствуется и не передается, не покупается и не продается. Поэтому и заимствованная наука не может быть ничем, как только ученостью, ищущая же и творческая наука всегда будет самостоятельна. И к ней пробуждаются народы, когда пробуждается в них искание.

Самая же возможность образовать самостоятельную науку обусловлена безграничностью и неопределенностью объектов научного исследования. Это их свойство производит то, что всякий народ может образовать свое понимание как разумное воззрение на мир и на жизнь и безгранично развивать его, расширяя и углубляя. Пробудившееся в нем сомнение будет источником этого понимания; пробудившееся в нем искание будет движущею силою его. Как и наука, другими народами образованная, она будет создаваема теми же способами и так же будет стремиться к истине. Но то, о чем истина, будет иное, чем у других народов; а с ним иное будет и содержание, иная будет и самая наука.

И в самом деле, раз какие-либо сомнения существуют – а разве человечество уже покончило с ними? – не значит ли это, что нет еще правильного, равно для всех убедительного, т. е. научного, разрешения их? И если да, то стремление разрешить их не будет ли стремлением образовать науку, а правильное разрешение их, дающее в результате истинное понимание, – самою наукою? И наука эта, причина которой возникла в жизни данного народа и которая сама образована им, не будет ли наукою самостоятельною? Итак, самостоятельная наука возможна для всякого народа, и она необходима для него, как выражение жизни его разума и как раскрытие лучшей стороны его природы. В своем историческом развитии она будет последовательным разрешением всех вопросов и сомнений, пробуждающихся в его сознании, и всех трудностей, возникающих в его жизни.

Заключение

Здесь, естественно, оканчивается выполнение задачи, которую мы себе поставили. Но быть может, не будет излишним, если прежде, чем окончательно отойти от нее, мы сделаем общий обзор этого выполнения и последним взглядом окинем тот утомительный путь, по которому медленно двигались до сих пор.

Тайное чувство, которое руководило нами при постановке задачи этого труда, было чувство неудовлетворенности теми двумя формами, под которыми, последовательно видоизменившись в истории, ныне является деятельность человеческого разума, – наукою и философиею; и это чувство поддерживалось сознанием, что оно разделяется и всеми лучшими умами нашего времени, – теми умами, которые не могут остановиться в познании ни на достоверной поверхности, ни на недостоверной глубине. И в самом деле, с тех пор как наука бережно остерегается всякого умозрения и не руководится более принципами и целями полного объяснения, а философия до такой степени чуждается всего доказательного и простого, что если бы каким-нибудь образом прояснилась одна из ее собственных областей или если бы затемнилась и спуталась одна из областей точной науки, то можно быть уверенным, что она тотчас отвернулась бы от первой и приняла бы в себя вторую, – в это время, при этом странном раздвоении деятельности одного и того же деятеля, самый деятель, человеческий разум, уже не может более оставаться удовлетворенным; и вопрос: что́ такое – уже не наука, не философия, но то нормальное, что должно было бы заканчивать собою деятельность познающего в человеке начала и по сравнению с чем должны быть оценены и изменены наука и философия, этот вопрос становится основным и первым вопросом сознания.

Это нормальное, это третье по отношению к науке и к философии, что должно быть и целью и результатом деятельности человеческого разума, мы обозначили термином «Понимание»; каковы бы ни были изменчивые судьбы науки ли, философии ли или чего другого еще, это все нормально, естественно и необходимо до тех пор, пока оно есть понимание, и перестает быть таковым с того момента, как изменяет ему. Затем мы предприняли исследование того, что такое это понимание.

Понимание не есть только знание, потому что нередко, многое зная, мы ничего еще не понимаем; и оно не есть также наука, как система знаний об одном, или философия, как система мыслей о другом. Оно есть знания, такие и так соединенные, что ни до появления их разум не может почувствовать себя вполне и навсегда удовлетворенным, ни после их появления – оставаться еще неудовлетворенным; это есть то, что заканчивает собою деятельность разума, приобретая что, он от искания переходит к созерцанию, после чего он довлеет в себе, не ищет, не спрашивает более; и не может уже искать, не в силах более спрашивать.

Чтобы определить, какие знания и как соединенные дают это удовлетворение, мы обратились к исследованию самой природы разума; и это исследование раскрыло перед нами, что он есть потенция познания, в которой последнее также предустановлено в своем строении, как в семени предустановлены формы растения, из него развивающегося. Однако подобно тому, как только с присоединением вещества земли из семени вырастает дерево, так и в разуме не ранее возникает познание, как тогда только, когда он воспримет в себя материю его (объекты) через органы чувств, эти питомники свои, эти корни, которыми он, чуждый физическому миру и с ним не схожий, гнездится в этом мире, соприкасается и взаимнодействует с ним. То, лежащее в разуме, что определяет собою могущее возникнуть в нем познание, мы назвали его схемами; а то, лежащее вне разума, что составляет вторую потенцию познания, как бы материю его, мы назвали сторонами бытия; и знания, такие и так соединенные, чтобы они соответствовали всем схемам разума и обнимали все стороны бытия, мы признали как понимание. И в самом деле: не может ни разум оставаться еще неудовлетворенным, когда познано уже все, имеющее в нем соответствующую себе схему, ни в самом познании возникнуть еще что-либо, когда уже нет более условий для его возникновения. Неудовлетворенность есть именно стремление потенциального к действительному, и она прекращается, когда первое исчезает во втором; Понимание есть в самом деле конечное в деятельности разума, потому что оно именно есть то реальное, для возникновения которого предустановлен разум, как его первая потенция, и для перехода в которое он ищет соединиться с внешним миром, как себе соответствующею второю потенциею его.

Затем предстояло