Шрифт:
Закладка:
Вот почему мир не обязан этой науке ни одной великой идеей и ни одним плодотворным объяснением. Народы никогда не прислушивались к тому, что совершалось в ней, как и она, ко всему безучастная, никогда не прислушивалась к жизни народов. Суетная и суетливая, она ни разу не задумалась ни над чем великим и не повела человека ни к чему достойному, существуя без цели и без причины, без значения и без достоинства.
Между обоими видами науки существует антагонизм, которого было бы трудно избегнуть. Наука ищущая постоянно тревожит покой, который присущ науке неищущей и так необходим для нее; наука неищущая постоянно закрывает собою те задачи, перед которыми стоит наука ищущая. Ее собственные интересы таковы, что они не могут естественно возникнуть в разуме, а между тем система учреждений, которыми она окружается и поддерживается, и ее обильная литература постоянно вовлекают умы в круг этих интересов и, путем незаметных влияний, делают их неспособными к науке ищущей. Правда, естественно развиваясь, ум вообще тяготеет к вопросам науки ищущей; но система учреждений науки неищущей делает трудным и редким это естественное развитие, и, с ранних лет проходя через них, только немногие и особенно одаренные сохраняют неискаженными свою первоначальную природу и естественные склонности своего мышления. Все же остальные выносят из них подавленными те свойства и состояния духа, на которые ранее мы указали как на необходимые для образования науки[36]. Вот отчего расцвет неищущей науки всегда сопровождается упадком науки ищущей.
III. Единство науки обнаруживается в единстве происхождения ее, в единстве ее цели, а также и в единстве способов, которыми она образуется.
Единство происхождения состоит в том, что всегда и повсюду, где она возникает, ей необходимо и безусловно предшествует сомнение, из стремления разрешить которое и развивается она. Ни из какого другого источника она не зарождается, и нет другого средства, с помощью которого можно было бы пробудить ее.
Единство цели науки проявляется в том, что она стремится к отысканию истины и ни к чему другому не может стремиться, так как только истина является окончательною формою всякой деятельности разума, а в науке раскрывается его природа.
Наконец, единство способов образовать науку проявляется в единстве способов правильно находить истину. Это единство обусловлено самым строением человеческого разума и теми формами мышления, которые одинаковы у всех людей и во все времена. Эти формы мышления вытекают из первозданной природы разума и не подлежат влиянию истории, не будучи обязаны ей своим происхождением.
Но если мы сравним единство причин и цели науки с единством способов образования ее, то мы заметим между ними некоторую разницу. Именно: в способах образовать науку есть не только единство, но также и ограниченность. Они одинаковы у всех людей, и их немного у всех их – это несколько строго определенных приемов мышления. Что же касается до причин и цели науки, то при их единстве – сомнении и истине – они безграничны и неопределенны в своих объектах. Только из сомнения зарождается наука, но предметы сомнения не ограничены и не определены. Только истина есть цель науки, но предметы истины не ограничены и не определены. Сомневайся во всем, что доступно сомнению, ищи правильного разрешения всего, в чем заронилось сомнение. Причина и цель едина для всех людей; то, что обнимается ими, зависит от свободного выбора каждого человека.
Так как «научность» не обозначает ничего другого, как «правильность в разрешении», придающая убедительность истине, то и самая наука не есть что-либо возвышающееся над обыденною жизнью и недоступное для простых людей, но есть то самое, что занимает, волнует и тревожит их, но только решенное с большею правильностью, чем как обыкновенно решают они. И эта самая правильность решения не недоступна им, потому что в их человеческой природе лежат все необходимые условия для нее, все те формы мышления, которыми владеют и величайшие из мыслителей. Только этого не сознают они, и сосредоточение науки в тесных кругах, занимающихся ею, но ничего не ищущих в ней, мешает пробудиться этому сознанию. В истинном же и глубоком своем значении, в которое не утратил веры человек, наука есть разрешение всех человеческих сомнений, обнимающее собою все ищущее на земле. Все, что жаждет понимания, и только его одного, стоит в пределах науки; все что не жаждет его, стоит вне этих пределов.
В этом смысле, как чистое понимание, наука поднимается над тем, что до сих пор называлось этим именем, и, вообще говоря, отделяется от него. Она утрачивает все формы, в которые заключали ее до сих пор, и перестает быть связанной с каким-либо местом, временем, корпорациями и учреждениями. И одновременно с этим выделением из себя всего чуждого ей, она принимает в себя все, что когда-либо и где-либо стремилось к познанию. Мальчик, смотрящий на пламя и задумывающийся над тем, что такое оно, юноша, задумывающийся над нравственными вопросами жизни – стоят в пределах ее, хотя бы они и не разрешили своих сомнений. Но ученый, с успехом сдавший на магистра и готовящий докторскую диссертацию, стоит вне пределов ее, потому что не жажда познания руководит им.
IV. По справедливости можно сказать, что народ, создавший науку и не создавший ничего другого, больше носит в себе человеческого достоинства, чем тот народ, который создал все и не создал науки; потому что в ней одной раскрывается разумная сторона человеческой природы и народ, который не создал ее, прошел свое поприще, ничем не выразив, что и он не лишен этой стороны. Печальна судьба такого народа и недостойно памяти имя его: он жил в мире и не заинтересовался им, прожил жизнь и не задумался над нею. Какой интерес и нужда другим народам знать о нем: он чужой в семье их. Не избежать ни заблуждений ему, ни опасностей, плода их; потому что некому их объяснить ему и некому указать ему путь.
Под самостоятельною наукою какого-либо народа я разумею науку, которая возникает и развивается из причин, лежащих в жизни этого самого народа, и им образуется.
Такая наука будет самостоятельна потому, что существование ее не зависит от существования науки у других народов и не
