— До чего же мне нравились англичане в детстве!.. Посмотри, до чего же я их ненавижу сейчас…

— Саад, твой герой уже ездил к ним, умоляя их о дружбе!

Камаль вспылил:

— Клянусь Аллахом, я их так ненавижу, да если бы только я…

Они обменялись скорбным молчаливым взглядом. До них донеслось шлёпанье тапочек отца, который возвращался в свою комнату, произнося: «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного» и «Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха», потом Ясин спустил ноги на пол, и вышел, позёвывая, из комнаты.

Камаль перевернулся на бок, затем расслабленно вытянулся на спине, сложил руки на груди и сцепил ладони под головой. Он глядел перед собой глазами, не видевшими ничего…

«Пусть тебя сделает счастливым этот курорт в Рас аль-Барр. Твоя ангельская кожа не для того создана, чтобы жариться на солнце Каира. Пусть лучше песок получит удовольствие от того, что твои ноги топчут его, а вода и воздух радуются, видя тебя. Тебе понравится этот летний курорт, а в твоих глазах будет светиться радость и восхищение. Я смотрю на них с увлечённым сердцем и любопытством в глазах, с тоской по тому месту, которое тебя так пленило и заслужило, чтобы ты была довольна им… Но когда ты вернёшься, и когда в моих ушах разольётся твоё чудесное пение? Что это за курорт?… Если бы я только знал… Сказали, что там царит свобода, словно воздух, люди встречаются в объятиях морских волн, и влюблённых там столько же, сколько песчинок… Многие там насладятся тем, что увидят тебя… А я… Я — тот, чьё сердцебиение заставляет сотрясать стены от стенаний, я пылаю в огне ожидания. Как можно забыть твоё лицо, сияющее от радости, когда ты пробормотала: „Мы уезжаем завтра… До чего красив Рас аль-Барр!“ Каково же было моё уныние, когда я встретил предвестника разлуки из этого ротика, на котором сверкает блеск радости, — словно принял яд, подсыпанный в букет благоухающих цветов. Какова же была моя ревность к неодушевлённым предметам, что могут подарить тебе счастье, в то время как я не могу это сделать, и что наслаждаются твоей привязанностью, когда я лишён её. Разве ты не заметила моего уныния во время прощания?.. Нет, ты ничего не заметила… Но не потому, что я был одним из многих, а потому что ты, любимая, вообще не замечаешь…, словно я был чем-то, не привлекающим твоё внимание… Или словно ты — изумительное странное создание, что парит над жизнью и смотрит на нас сверху блуждающими глазами из неведомого нам царства… Вот так мы и стояли лицом к лицу… Ты — словно факел слепящего счастья, а я — пепел уныния и безмолвия… Ты наслаждаешься абсолютной свободой или повинуешься законам, что выше нашего разумения, а я вращаюсь вокруг твоей орбиты, притягиваемый огромной силой… Ты словно Солнце, а я — Земля. Неужели на побережье ты нашла свободу, которой не могла насладиться на загородной вилле в Аббасийе[59]? Нет, но по правде, твоя власть надо мной… Ты не такая, как другие… В саду, дома и на улице сохранились благоуханные следы твоих ног… В сердце любого друга есть воспоминания и мечты… Недоступная мадемуазель — мы приветствуем тебя, а ты обходишь нас, словно это Восток выпросил себе её в подарок у Запада в Ночь Предопределения…»

Интересно, какое ещё благо ты преподнесёшь, если берег моря и горизонт будут тянуться далеко-далеко, а пляж будет кишеть твоими поклонниками?.. Что ещё новенького, мечта моя и тоска?!.. Каир без тебя пуст, он источает уныние и отчуждённость, словно состоит из отбросов общества… Есть у него и пейзажи, и достопримечательности, но они не обращены к чувствам и не затрагивают струн сердца, словно это всего лишь древности и воспоминания в невскрытой могиле фараона… Нет такого места в Каире, что могло бы утешить, развлечь или обрадовать меня. Иногда я представляю себя задушенным, иногда — заточённым в темницу, а иногда — бесцельно потерянным. Как странно! Подарило ли твоё существование мне надежду на то, что разлука не встанет между нами?.. Нет, судьба и рок мой, ты сама — гарантия того, что я под твоей защитой, у тебя под крылышком, цел и невредим, даже если я и ухватился за некий абсурд. Нужно ли тому, кто страстно стремится к мраку, знать…, что круглая луна ослепительно сияет где-то ещё над этой Землёй?… Нет, даже если он не стремится обладать луной. Я же стремлюсь к самой настоящей, опьяняющей жизни, пусть и отягощённой болью. Но ты — воплощение моего сердцебиения, и всё благодаря этому волшебному творению: памяти. Я не замечал этого чуда, пока не познакомился с тобой. Ни сегодня, ни завтра, ни потом, ни в Аббасийе, ни в Рас аль-Барре, ни в самом дальнем уголке земли моё воображение не покинут твои томные чёрные глаза, сросшиеся брови, твой милый прямой носик, и твоё сверкающее лицо, пьянящее, как вино, и твой стройный стан. Чары, окружающие тебя, пьянят и не поддаются описанию, как бутон жасмина. Этот образ я пронесу через всю жизнь, а после моей смерти он разрушит все преграды и барьеры, и станет моей судьбой… и только моей, поскольку я так люблю тебя… А если нет — расскажи мне, какой смысл нам что-то искать в этой жизни, и зачем стремиться к бессмертию? Не утверждай, что ты попробовал вкус жизни, если не познал любви. Смотреть, слушать, пробовать, быть серьёзным или забавляться, дружить и побеждать — всё это невеликие удовольствия для того, чьё сердце переполнено любовью с первого взгляда, сердечко моё. Едва я отвёл от неё взгляд, я поверил, что это постоянное чувство, а не преходящее. То был краткий судьбоносный миг, но в подобные мгновения во чреве зарождаются души и сотрясается земля…

Боже мой, я теперь уже не я… Сердце моё колотится в груди, тайны чар раскрывают свой смысл, а мой ум упорно вступает на путь безумия. Наслаждение было настолько пронизывающим, что почти содержало боль. Струны моего бытия и души исполняют скрытую мелодию. Кровь моя взывает о помощи, и не знает, где искать ей этой помощи. Даже слепой прозреет, хромой будет ходить, а мёртвый воскреснет. Я умолял тебя всем, что дорого для меня, чтобы ты никогда не уходила. Ты — моя богиня на небесах и на