Немедля Вашадзе направил часть своих солдат в сторону Кардаминки, навстречу Лукошкову, и в тыл отступающим и еще не знающим о катастрофе красным, а с остальными начал энергичную чистку берега. Через два часа после начала боя 2-я Бригада особого назначения рабоче-крестьянской армии не существовала. Из двух с половиною тысяч стрелков шестьсот положило оружие, более двухсот раненых было подобрано на месте боя, около полутораста было убито. Несколько сот погибло на превращенных в решето баржах. Несколько пулеметов, более тысячи винтовок, тридцать лошадей и восемьдесят седел попалось в руки войск полковников Лукошкова и Вашадзе. Лейб-гренадеры потеряли трех человек легкораненых, был убит один партизан и один артиллерист. Четыре артиллериста были ранены первым удачным попаданием с красного монитора. В ротах Лукошкова потери были несколько больше, но все же очень незначительны.

До темноты продолжалась чистка Голой Пристани. Вооруженный пароход красных, укрывшийся с баржами за остров, сел на мель и снова попал под пулеметы лейб-гренадер, хотя уже на довольно значительном расстоянии. В продолжение часа он расстреливался на предельном прицеле.

Не теряя ни минуты времени, полковник Вашадзе приступил к сортировке пленных. Большинство было со средней Волги – ярославские, костромские, нижегородские. Особая бригада была хорошо одета и экипирована, что сразу разрешало неразрешимую задачу пополнения. Было отобрано двести шестьдесят человек, конечно, самых здоровых и… красивых. Вашадзе был большим эстетом. Их одели и экипировали из общей массы пленных, так же как и старых лейб-гренадер, поменявших свои халаты на новые солдатские шинели, подарок Троцкого. Вещевые мешки с бельем, сапогами и прочим несложным солдатским хозяйством, сотнями брошенные на берегу, дополнили экипировку. Десятки мещанских подушек пошли на погоны, и 8 октября лейб-гвардии Гренадерский батальон насчитывал около 400 штыков в своих четырех ротах. За недостатком офицеров их срочно вызвали из Колончака, несколько бывших офицеров, взятых в плен 7-го, были временно назначены на командные должности. Среди нескольких сот пленных оказалось только шесть коммунистов – их выдали сами солдаты – и два латыша. Коммунистов отдали под военно-полевой суд – войска гвардии во все время Гражданской войны старались следовать законности, – а латышей, молодых еще парней, после личного разговора с ними, Вашадзе поставил в строй, в разные роты, на условиях обоюдной поруки.

Несмотря на то что батальону был передан участок Кардаминки (вверх по реке) и Збурьевки (вниз), не считая сторожевых охранений в самой Голой Пристани, немедленно начались интенсивные занятия с новыми лейб-гренадерами. Необходимо было спешно переучить новобранцев, воспитанных по советскому уставу. Спешил полковник Вашадзе потому, что через несколько дней, 13 октября, предстоял парад батальона по случаю годовщины славного боя гвардии под Горным Дубняком.

Парад лейб-гвардии Гренадерского батальона принимал начальник Гвардейского отряда полковник Эссен. Сборный оркестр гвардейской пехоты был специально отправлен в Голую Пристань, так же как и священник с клиром. Последний раз на Русской земле звучал волнующий и торжественный лейб-гренадерский марш, едва ли не самый красивый марш Российской армии. Стройными взводными колоннами проходили возродившиеся, как Феникс из пепла, роты упорно не желающего умирать славного полка. Конная разведка, восемь тяжелых пулеметов делали из него совершенно самостоятельную, а в условиях Гражданской войны даже сильную боевую единицу. Сдержанный Лукошков и горячий Вашадзе одинаково сияли счастливой улыбкой, и в этот последний счастливый день на родине они, смотря на свое детище, без сомнения, мечтали о других батальонах, которые обязательно будут. Вот стал же из ничего проходящий перед ними батальон, созданный из оборванных красноармейцев, горячей любви к своему полку и железной воли его верных офицеров.

Весь день 13 октября праздничное настроение царило в днепровском местечке. Гремел гвардейский оркестр в городском саду с голыми осенними деревьями. Откуда-то вдруг появившиеся барышни прогуливались парочками, жеманно хихикая при встрече с молодыми офицерами и вольноопределяющимися гвардейской артиллерии, подтянутые новобранцы ходили толпами за парочками, лузгая арбузные семечки. Парадный завтрак в Офицерском собрании затянулся до вечера.

Ранним утром 14 октября одна из рот при двух пулеметах двинулась на Кинбурнскую косу для «переговоров» со вчерашними союзниками – партизанами, уведшими под шумок половину взятых на пристани лошадей с седлами, а под вечер пришел приказ – оставить Голую Пристань.

Вышедшая из Каховки армия Буденного прорвалась под Черной Долиной и лавиной катилась по осенним полям к перешейкам и железной дороге. Новые дивизии с польского фронта буквально заливали жидкие линии белых. Белому Крыму оставалось жить две недели. Войска 2-й армии стягивались к Перекопу. По Колончакскому шоссе отходил лейб-гвардии Гренадерский батальон полковника Вашадзе, еще не зная, что он уходит с родной земли, еще готовый к новому бою, еще не остывший от своей последней победы.

«Древний боевой» уносил с собой свою последнюю, в двенадцатый час вырванную у судьбы Славу.

А. Тучков[606]

40 ЛЕТ ТОМУ НАЗАД[607]

В Белом движении, в русской вооруженной борьбе против антинациональных захватчиков власти – большевиков, в неравной тяжелой борьбе против разбушевавшейся стихии офицеры гвардии исполнили свой долг; об этом не все знают, и это необходимо отметить.

Когда Государь Император отрекся от престола, он завещал русскому офицерству продолжать служение Родине. Русские офицеры, и в частности гвардейские, это поняли и продолжали по мере возможности оставаться при своих частях.

В конце рокового 1917 года, когда были расформированы гвардейские полки (причем нужно заметить, что благодаря сильной спайке между офицерами и солдатами, в гвардейских полках было мало случаев насилия над офицерами) и когда у офицеров гвардии осталось лишь одно: горячая любовь к Родине, гвардейское офицерство… растерялось.

И тут раздался голос русской совести, призыв генерала Алексеева. Когда он 15 ноября (н. ст.) 1917 года прибыл на территорию Дона, где атаманом был генерал Каледин, он опубликовал воззвание к офицерам русской армии. Помня завет своего Императора и услышав призыв генерала Алексеева, откликнулись офицеры гвардии, пошли продолжать служение Отчизне и потянулись на юге в формирующуюся Добровольческую армию, а впоследствии пошли и на север, к генералу Миллеру, и на северо-запад, к генералу Юденичу, и на восток, к адмиралу Колчаку.

Несмотря на то что идеалы офицеров гвардии были далеки от той ориентировки, которая клалась в основу вождями зарождающейся противобольшевистской армии, все же гвардейские офицеры, побуждаемые исключительно любовью к Родине, густо пополнили ряды бойцов Добровольческой армии.

Сейчас прошло 40 лет с тех дней, когда мы на полях Дона и Кубани взялись за оружие против большевиков, теперь все это принадлежит истории, но с