– Пойдемте, – кивнул Кайлер. – Я вас к нему провожу.

80

Себастьян лежал на боку возле дымного костерка, накрывшись своей накидкой. До слуха доносились ночные звуки болот: далекий всплеск рыбы или крокодила в протоке, цокот древесных лягушек, пение насекомых, шепот и вздохи крохотных волн, набегающих на илистый берег недалеко от шалаша.

Этот шалаш был одним из двадцати кое-как сложенных открытых навесов, в которых ютились рабочие. Земляной пол в них был сплошь покрыт спящими телами. Дыхание их чем-то напоминало беспокойный шепот, изредка прерываемый кашлем или возней спящих.

А Себастьян, несмотря на усталость, никак не мог заснуть и освободиться от напряжения, в котором пребывал весь минувший день. Он все думал про маленький дорожный будильник, тикающий рядышком с мощным зарядом взрывчатки и отмеряющий минуты и часы… Вдруг мысли его скакнули в сторону, он вспомнил про Розу. Руки сразу напряглись, ему страстно захотелось ее увидеть. «Завтра, – думал он, – завтра мы с ней встретимся и уйдем подальше от этой вонючей реки. Уйдем в горы, там воздух чист и ароматен». Мысли его снова переключились. В семь часов, в семь часов утра все кончится. Он вспомнил голос лейтенанта Кайлера, когда тот стоял в дверях склада с золотыми часиками в руке. «Сейчас пять минут восьмого…» – сказал он тогда. И Себастьян почти до минуты знает, когда сработает часовой механизм.

Надо обязательно предотвратить утреннюю отправку рабочих на «Блюхер». Он уже убедил старого Валаку в том, что они должны отказаться ехать на следующую рабочую смену. Должны…

– Манали! Манали! – послышался громкий шепот в темноте совсем рядом.

Себастьян приподнялся на локте. В мерцающем свете костерка виднелась крадущаяся на четвереньках, призрачная фигурка человека, который по очереди вглядывался в лица спящих.

– Манали, где ты?

– Кто там? – тихо откликнулся Себастьян.

Человек вскочил на ноги и поспешно направился к нему.

– Это я, Мохаммед.

– Мохаммед? – испуганно переспросил Себастьян. – А ты что тут делаешь? Ты же должен быть вместе с Фини на стоянке возле Абати.

– Фини погиб, – скорбным шепотом отозвался Мохаммед, так тихо, что Себастьяну показалось, будто он ослышался.

– Что? Что ты сказал?

– Фини погиб. Германец пришел с веревками. Он повесили его в роще хинных деревьев возле реки Абати, а когда он умер, бросили его на съеденье птицам.

– Что ты такое говоришь?! Не может быть! – воскликнул Себастьян.

– Это правда, – сказал Мохаммед со слезами на глазах. – Я сам это видел, своими глазами, а когда германец ушел, я перерезал веревку и опустил Фини на землю. Я завернул его в свое одеяло и похоронил в норе муравьеда.

– Погиб… Флинн погиб? Не могу поверить!

– Это правда, Манали.

В красном свете костерка лицо Мохаммеда казалось совсем старым, осунувшимся и изможденным.

– Это не все, Манали, – облизав губы, продолжал он. – Есть еще кое-что.

Но Себастьян сейчас не слушал его. Он пытался осмыслить услышанное, страшная новость о смерти Флинна не укладывалась у него в голове. Он никак не мог представить себе Флинна висящим на веревке с петлей на шее, с распухшим, побагровевшим лицом, Флинна, завернутого в грязное одеяло и впихнутого в муравьедову нору. Флинн мертв? Да нет же! Флинн так велик, так полон жизни – нет, кого-кого, а Флинна убить невозможно!

– Манали, послушай меня.

Себастьян ошеломленно мотал головой, не в силах поверить в смерть Флинна. Да нет же, этого быть не может, думал он.

– Манали, германец… германец забрал нашу Долговласку. Ее связали веревками и увели с собой.

Себастьян заморгал и резко отпрянул назад, словно ему дали мощную оплеуху.

– Врешь! – прошептал он, и ему вдруг захотелось оглохнуть, чтобы только не слышать этих страшных слов.

– Ее схватили рано утром, когда она пришла к Фини. Посадили на маленькую лодку и повезли вниз по реке, и сейчас она на большой лодке германца.

– На «Блюхере»? Роза сейчас на «Блюхере»?!

– Да. Сейчас она там.

– Нет! Не может быть! О господи, только не это!

Через пять часов крейсер будет взорван. Через пять часов Роза умрет. Себастьян повернул голову и посмотрел в темноту ночи, вниз по течению протоки, туда, где всего в полумиле пришвартован крейсер «Блюхер». На воде отражаются бледные блики прикрытых чехлами огней на его верхней палубе. Но на фоне темной массы мангрового леса самого крейсера различить невозможно. Между ним и островом, по всей гладкой, бархатисто-черной поверхности протоки, разбросаны блестки отраженных в воде звезд.

– Я должен идти к ней, – сказал Себастьян. – Нельзя допустить, чтобы она погибла там одна. – Голос его окреп и обрел решительность. – Нельзя, чтобы она погибла. Скажу немцам, где лежит бомба… я все скажу им… – Он помолчал. – Нет, этого тоже делать нельзя. Я не хочу стать предателем. Но… но… – Он отбросил накидку в сторону. – Мохаммед, как ты до меня добрался? На лодке? Где она?

– Нет, – покачал головой Мохаммед. – Я добрался вплавь. Мой двоюродный брат довез меня на лодке поближе к острову, но он уже уплыл. Лодку здесь оставлять нельзя, аскари найдут. Они ее обязательно увидят.

– На острове нет ни одной лодки, совсем ни одной… – пробормотал Себастьян.

Еще бы, ведь немцы очень опасались дезертирства и строго охраняли свою рабочую силу. Каждый вечер рабочих отвозили на этот остров, и аскари всю ночь патрулировали его илистые берега.

– Мохаммед, слушай меня внимательно, – произнес Себастьян и положил руку на плечо старика. – Ты мне друг. И я благодарю тебя за то, что ты пришел и сообщил мне все эти страшные новости.

– Ты пойдешь к нашей Долговласке?

– Да.

– Иди с миром, Манали.

– А ты останься здесь вместо меня. Когда утром охранники станут вас пересчитывать, ты меня заменишь. – Себастьян сжал костлявое плечо старика. – Оставайся с миром, Мохаммед.

Темнокожая фигура Себастьяна растворилась в темноте. Припав к земле, он притаился под раскидистыми ветками кустарников, и охранник-аскари чуть не задел его, проходя мимо. Эти охранники вообще несли свою службу спустя рукава. Постоянно шагая по одному и тому же маршруту, они протоптали вокруг острова тропинку, и этот охранник топал по ней автоматически. Повесив винтовку за ремень на плечо, он спал на ходу, совершенно не подозревая о близком присутствии Себастьяна. В темноте он то и дело спотыкался и сонным голосом ругался на ходу.

Себастьян, не вставая с четверенек, пересек тропу, добрался до илистого берега и пополз, как рептилия, на животе. Попытайся он идти по нему пешком, пришлось бы с таким громким чмоканьем вытаскивать из вязкого ила ноги, что звук этот