В середине сентября 9-я армия была изъята из фронта Боена и передана в состав фронта кронпринца германского. В 9-й армии и на правом крыле 7-й шли беспрерывные бои. Фронт вводил здесь подкрепления из состава своих армий. Особое напряжение господствовало на участке по обе стороны Реймса, а начиная с 22-го числа – и по обе стороны Аргон, где 26-го загорелось новое большое сражение.

В тылу двух северных фронтов приступили к укреплению позиции Германии. В тылу фронта кронпринца германского также прилежно работали над укреплением позиций.

Работы по эвакуации тылового района от побережья до Мааса развивались; их ход часто нарушался весьма действенными воздушными неприятельскими атаками. Из этого района предстояло вывести огромное количество материалов, отказаться от которых было невозможно, учитывая требования дальнейшего ведения войны. Многие учреждения вели неправильную политику в отношении запасов, за что теперь приходилось платить.

Перед фронтом фон Гальвица, между Сен-Миелем и Мозелем, оживленное движение обнаружилось уже в конце августа; являлась вероятность американской атаки на этом участке. Верховное командование выдвинуло туда резервы; с начальниками штабов фронта и начальником штаба армейской группы С, участок которой угрожал атакой, я обсудил вопрос об очищении выступа, что уже давно было планомерно подготовлено. Несмотря на мои предупреждения, местное начальство чувствовало себя уверенным. Имея в виду расположенные за этим участком промышленные центры, верховное командование, к сожалению, отдало приказ об очищении выступа лишь 8 сентября. Весь южный участок армейской части С должен был одновременно сразу оторваться от противника, подобно тому, как это в середине августа сделала 17-я армия. На передовых позициях должно было остаться лишь сторожевое охранение.

12 сентября последовала атака между р. Рюпт и Мозелем и сопровождалась второстепенной атакой против северной оконечности изгиба на высотах у Комбра. Наши работы по эвакуации к этому времени еще не сильно подвинулись вперед; противник на обоих участках вторгся в наше расположение; одна из прусских дивизий на южной части фронта была прорвана. Резервы находились на недостаточно близком расстоянии, чтобы иметь возможность немедленно заполнить брешь. Высоты у Комбра занимала австро-венгерская дивизия, которая также могла бы лучше драться. Штаб армии уже в полдень отдал приказ об очищении выступа. Я был недоволен собой, а также и местным начальством. Первые полученные мной донесения гласили, что дальнейшее отступление происходит успешно. Это было вероятно, так как противник не производил нового нажима. На этом основании я проредактировал сообщение ставки, которое, как впоследствии выяснилось, было слишком оптимистично.

Дававшиеся мною официальные сообщения подверглись упреку в неточности. Но они всегда были беспристрастными и составлялись так, как это диктовала нам совесть по отношению к армии, германскому народу и к нашим союзникам. Вечерние донесения лишь вкратце излагали события дня. Дневные сообщения ставки основывались на донесениях, которые имелись у верховного командования до того момента, когда я его подписывал, что обыкновенно происходило в 10 ч. 30 м. утра. Я составлял сообщение преимущественно для армий. Каждый солдат имеет право на то, чтобы было упомянуто о том, что он сделал и перетерпел. И офицеры, и солдаты войсковых частей гордились, если в сообщении ставки упоминалось об их действиях: оглашение подвига перед лицом всего мира заключало в себе элемент воодушевления. Для ведения войны это являлось существенным импульсом и создавало важный, толкающий на подвиг психологический момент. На родине также по праву гордились официальным признанием подвигов своих сынов. Каждое слово сообщения ставки тщательно взвешивалось. Крупные события излагались подробно, из мелких боевых действий могло упоминаться лишь самое важное. В спокойные моменты часто встречались такие сообщения: «Ничего примечательного». Или: «Важных событий нет». Для сведущих лиц это означало, что на всех участках растянутого фронта германские мужи и днем и ночью преданно и самоотверженно выполняли свой тяжелый долг перед отечеством. Конечно, в моменты напряжения я бы предпочел лапидарный стиль подробному изложению; к их числу относятся и события, которые явились поводом к этим замечаниям. Но такое сообщение о фландрской битве, как: «Лангемарк удержан или потерян», никого бы не удовлетворило (см. схему 45).

Об утрате территории, если она оказывала влияние на очертание фронта, упоминалось, но лишь тогда, когда эти данные уже не могли повредить находящимся в бою войскам. Но ни один человек, даже, к сожалению, столь объективно мыслящий немец, не мог ожидать от меня, чтобы я сообщал о числе захваченных противником у нас орудий и пленных. Германский народ не был столь силен, как мне именно в те дни так часто твердили. Постоянное чтение сообщений неприятельских ставок уже приносило достаточно вреда. Недоверие к сообщениям верховного командования местами доходило до того, что для проверки их достоверности их сравнивали с сообщениями неприятельских ставок. Это было чисто по-немецки.

Разве это не было крупной стратегической победой, когда, например, мы удержали в 1917 году Фландрский фронт, хотя мы терпели тактические неудачи и несли потери как пленными, так и материальной частью. Если я сообщал, что противник ворвался в район расположения нашей артиллерии, то отсюда естественно вытекало, что имелись потери пленными и орудиями. Разве этого было недостаточно? Или надо было глубже ворошить несчастье?

Верховное командование питало доверие к сознательности германского народа и поэтому допустило перепечатку сообщений неприятельских ставок. Впоследствии у меня создалось впечатление, что это было ошибкой. Противник вел у нас своими сообщениями форменную пропаганду и давил на наше настроение. Издать же дополнительное воспрещение перепечатки неприятельских сообщений мне казалось еще более сомнительным. Франция очень хорошо знала, что делала, не допустив у себя перепечатки наших сообщений, хотя мы совершенно не пользовались ими как орудием пропаганды.

О том, что при составлении сообщений ставки я был связан также впечатлением, которое они производили на союзников, я уже говорил. Это было очень важно в нашем положении, так как наши союзники возлагали все надежды только на нас.

Несомненно, однако, нужно присовокупить, что комментарии телеграфного агентства Вольфа к сообщениям ставки, составлявшиеся в Берлине и предназначавшиеся исключительно для нейтральных стран, редактировались неудачно. Когда я разобрался в вызываемых ими недоразумениях, то, хотя и несколько поздно, я сейчас же пресек эти комментарии.

На равнине р. Вевр, несмотря на болезненные потери, нам все-таки удалось очистить выступ и занять позицию Михель. 13 сентября боевая деятельность начала уже замирать. По полученным мною данным, надо было рассчитывать на продолжение атаки против позиции Михель.

После 22 сентября картина на фронте фон Гальвица изменилась. Атака позиции Михель стала менее вероятной, но казалось, что