поразил цель – трамвайный поезд из трех вагонов маршрута № 10. Прямым попаданием снаряда было убито 79 человек и ранено 77. Десятки снарядов разорвались в этот день в центре города: на Невском проспекте, Садовой улице, в Гостином дворе, на улицах Гоголя и Желябова, на набережной Мойки[1054]. Вечером 5 января во время спектакля «Сорочинская ярмарка» в Академическом театре имени А. С. Пушкина снова начался обстрел центра города, и всем зрителям было предложено покинуть зал и укрыться в безопасных местах. «Без всякого волнения, совершенно тихо, все стали выходить и распределяться среди толстых стен лестниц и переходов театра, – свидетельствовал Н. П. Горшков. – Можно себе представить, если бы это было в начале войны, когда каждый выстрел вызывал то или иное смятение и публика бросалась кто куда. Минут через 50 был дан звонок, все спокойно заняли свои места, и спектакль продолжался и дальше закончился уже без помех»[1055].

Однако терроризировать мирное население Ленинграда немецко-фашистским варварам оставались считаные дни. 11 января в Смольном состоялось заседание Военного Совета Ленинградского фронта, на котором были подведены итоги подготовки к операции по освобождению Ленинграда от вражеской осады. Командующий фронтом генерал армии Л. А. Говоров доложил о полной готовности войск фронта к предстоящей операции и назвал время наступления 2-й ударной армии с Ораниенбаумского плацдарма – 14 января и 42-й армии из района Пулково – 15 января. Здесь уместно упомянуть об эпизоде, о котором рассказал в своих воспоминаниях командир 3-го Ленинградского контрбатарейного артиллерийского корпуса Н. Н. Жданов. «Накануне исторического для Ленинграда дня 14 января 1944 года, – вспоминал он, – после моего доклада о готовности корпуса, ко мне обратился член Военного Совета фронта А. А. Жданов и сказал: „Я ваш однофамилец, хочу завтра быть на вашем пункте, прошу эту просьбу уважить“. Что делать? Наблюдательный пункт на чердаке Дворца Советов был для немцев словно заноза. Они часто обрушивали на него ураганный огонь нескольких батарей сразу. Снарядами крупных калибров стены Дворца неоднократно прошивались насквозь… В ночь перед операцией мы устроили в нижнем этаже комнатку, усилив ее снаружи бетонными плитами. В комнате предполагалось немного задержать Андрея Александровича, чтобы он мог потеплее одеться, прежде чем подняться на наблюдательный пункт. В лестничном проеме, где было оставлено место для лифта, разведчики устроили своеобразный подъемник. Они подобрали кусок доски и закрепили канатом…»[1056] Забегая вперед, отмечу, что «катапультирование» члена Военного Совета на наблюдательный пункт Дворца Советов прошло успешно…

«Утро 14 января 1944 года выдалось морозное. Бойцы, расположившись в траншеях и воронках у Пулковских высот, готовились к завтраку. Слышался перезвон солдатских котелков и ложек, шутки и задорный смех, – вспоминал бывший командующий 67-й армией генерал-лейтенант В. П. Свиридов. – Вдруг в обычную фронтовую музыку ворвались могучие громовые раскаты, каких еще не слышали защитники Ленинграда. Они доносились с запада, со стороны Ораниенбаумского пятачка, и все больше нарастали. „Началось! Началось!“ – эхом разнеслось по всем склонам Пулковской высоты и повторялось тысячами голосов на переднем крае около Колпина, Пушкина, Урицка. Да, началось. Это войска 2-й ударной армии под командованием генерала И. И. Федюнинского наносили первый сокрушительный удар по левому флангу 18-й немецкой армии, так долго блокировавшей Ленинград»[1057]. Артиллеристы 2-й ударной армии и Балтийского флота 65 минут обрабатывали передний край обороны противника, обрушив на его позиции свыше 100 тыс. снарядов и мин. В результате внезапного массированного удара артиллерии армии и флота были подавлены основные артиллерийские и минометные батареи противника, нарушена работа штабов, потерявших управление войсками. В 10.30 ударная группа армии в тесном взаимодействии с танками непосредственной поддержки и артиллерией пошла в атаку, и сразу же завязались ожесточенные бои. Немецкие войска оказывали яростное сопротивление, стремясь любой ценой остановить наступление войск советской ударной группы. В результате отважных действий наших войск в течение 14 января удалось прорвать первую полосу вражеской обороны и продвинуться за день на 4 км[1058].

В ходе начавшегося наступления 2-й ударной армии выяснилось, что на пути ее дальнейшего продвижения оказалось почти 30 не пораженных нашей артиллерией пулеметных и артиллерийских сооружений, и штурмовые группы вели несколько часов бой, уничтожая в них упорно сопротивлявшихся фашистов гранатами и огнем из орудий прямой наводкой. Обеспокоенный командующий фронтом Л. А. Говоров, несмотря на сильнейший туман, вылетел на Ораниенбаумский плацдарм в армию И. И. Федюнинского. «Этот рискованный полет командующего не был, конечно, каким-то капризом или бравированием, – писал позднее начальник Инженерного управления фронта Б. В. Бычевский. – Начиная боевые действия на Приморском плацдарме, Говоров хотел этим отвлечь внимание противника от направления главного удара – со стороны Пулкова. Бму необходимо было посмотреть самому, как развивается наступление»[1059].

Ранним утром 15 января три тысячи орудий и минометов обрушили свою огневую мощь на передний край противника, чтобы подготовить атаку ударной группы 42-й армии со стороны Пулкова. «В исходных траншеях тесно – солдаты стоят плечо к плечу, – вспоминал Б. В. Бычевский. – Молодые, из недавнего пополнения, завороженно глядят на совсем близкий огненный смерч и, кажется, забывают на минуту, зачем пришли сюда. Командиры и солдаты – ветераны боев, то строго, то заботливо оглядывают их. Последние напутствия, наказы… Огненной стихией кажется артиллерийский обстрел только новичкам, не знающим арифметики боя, языка батарей. На самом деле весь график давно рассчитан до минуты. За первые сто минут артиллеристы ровно семь раз меняют режим огня, бьют по точно определенным целям…»[1060]

В первый день развернувшихся на Пулковских высотах ожесточенных боев 42-й армии наибольший успех был достигнут на центральном участке ее прорыва, где наступал 30-й гвардейский стрелковый корпус Героя Советского Союза Н. П. Симоняка. Именно корпус Н. П. Симоняка стал острием огромного клина, пробившего в этот день первую полосу обороны немцев: из общей протяженности полосы наступления 42-й армии в 15 км вражеская оборона была прорвана на участке в 8 км, а «клин» был вбит на глубину 3 км[1061].

В первые дни начавшегося наступления войск Ленинградского фронта жители города-фронта могли еще только догадываться о том, что началось решающее сражение за избавление от мучительной и ненавистной осады города. 15 января Н. П. Горшков записал в дневнике: «Суббота. Началось. Началось что-то необычайное на фронте города. Ночью, под утро, город проснулся от грохота нашей артиллерии всех калибров. Орудия бьют на всех окраинах города и с фортов Кронштадта. Сплошные желтые полосы огня и серо-желтые клубы порохового дыма видны во многих сторонах горизонта… Артиллерийский бой настолько силен, что сотрясаются почва и здания, дребезжат рамы в окнах… На улицах уже попадаются санитарные автобусы с ранеными бойцами…»[1062] Ленинградские студентки, работавшие медсестрами в госпитале № 1448, разместившемся в здании бывшего Пажеского корпуса, навсегда запомнили «памятное утро 15 января» и небывалой мощи артиллерийскую канонаду. «Орудия бушевали, и мы