Она встала, подошла к нему и обняла сзади. Его тело было напряженным, как туго натянутая скрипичная струна, и горячим – сквозь легкий хлопок футболки она ощущала это, – словно пылало.

– Извини, я не хотел тебя будить, – пробормотал Рикардо, не оборачиваясь.

– Ты нервничаешь из-за завтрашнего дня?

– Нервничаю? Это мягко сказано. На карту поставлено так много всего, что от одной мысли об этом у меня дрожат ноги.

– Пойдем, постарайся заснуть.

Она взяла его за руку и повела обратно к кровати. Кардо присел рядом с ней и, как ребенок, положил голову ей на грудь. Лаура принялась гладить его волосы, шепча, что все будет хорошо. Постепенно она почувствовала, как он расслабляется. Его дыхание стало спокойнее, и он наконец заснул. Лаура осталась наблюдать за ним до рассвета, не смея пошевелиться, несмотря на то что ее рука онемела и сильно болела.

* * *

Меццанотте поднял глаза на часы в комнате отдыха офицеров. Было 8:05 вечера. В прошлый раз, когда он проверял время, было семь. Чем ближе становился назначенный час, тем дольше, казалось, тянулось время. Такими темпами он скоро сойдет с ума.

Несмотря на то что его смена заканчивалась в семь, Рикардо предпочел провести эти часы в отделе, дожидаясь встречи «шантажиста» с Вентури, назначенной на одиннадцать вечера. Он боялся, что дома, в одиночестве, ожидание будет еще более невыносимым, а в участке инспектор мог хотя бы обманывать себя, что контролирует ситуацию. Однако тревога за исход этой встречи, с которой были связаны все его надежды поймать убийцу отца и избежать катастрофы, нависшей над подземным поселком, не отпускала, и минуты проходили дико медленно.

Конечно, это было связано и с усталостью. Когда Рикардо в последний раз смотрелся в зеркало, его глаза были красными, а цвет лица – сероватым, как у ходячего мертвеца.

В ту ночь он спал мало и плохо, думая о Вентури и о том, что могло произойти на следующий день. Предательство Дарио было для Рикардо открытой раной, из которой вместо крови хлестала новая злость, добавляясь к той, что уже опьяняла его. Он был напуган тем, как вышел из себя с Карадонной на кладбище. Он был так близок к тому, чтобы застрелить его, превратив себя в убийцу… Меццанотте не хотел, чтобы это повторилось. Но он чувствовал, как внутри него все горит – эта слепая ядовитая ярость, эта темная жажда мести… Сможет ли он не дать этому захлестнуть себя, когда придет время?

К счастью, Лаура осталась у него ночевать. В ее объятиях ему наконец удалось отдохнуть хотя бы несколько часов. Рикардо не знал, как смог бы обойтись без нее в эти последние дни. Ему было чертовски тяжело, он понимал это – и удивлялся, как Лаура могла выносить его присутствие. Как только все закончится, он обязательно исправит эту ситуацию. Если предположить, что все закончится хорошо…

В таком состоянии заниматься бумажной работой было делом бесполезным. Рикардо решил прогуляться и, возможно, зайти в кафе, чтобы перекусить. Когда он проходил мимо комнаты отдыха офицеров, его остановил голос Колеллы, который тоже сидел в отделе после окончания рабочего дня и возился с компьютером, как он часто делал, пользуясь разгруженным интернетом.

– Эй, Кардо, всё в порядке? Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, я просто собираюсь немного размять ноги и заскочить в кафешку. Принести тебе что-нибудь?

– Может, кусочек пиццы… спасибо. Пусть будет два. С пепперони, если есть. И горячую, не забудь!

Филиппо, должно быть, за милю видел, что с ним что-то не так. Весь день он не переставая бегал вокруг Рикардо, постоянно спрашивая, всё ли с ним в порядке.

Переход от охлажденного офисного воздуха к влажной жаре, бушевавшей снаружи, был довольно резким, как и всегда в эти дни. Перед участком площадь была заполнена пассажирами, выходившими из «Евростара» Рим – Милан, только что прибывшего на платформу 21. Когда Рикардо пробирался сквозь толпу с тележками и чемоданами, с ним столкнулся какой-то мужчина, причем откровенно нарочито. Рикардо крикнул ему вслед: «Эй!», но тот продолжал идти, опустив голову, и наконец растворился в толпе.

Только тогда инспектор понял, что мужчина что-то сунул ему в руку. Он разжал пальцы. В ладони лежал листок, сложенный несколько раз.

* * *

Ужин проходил в почти полной тишине. Единственным звуком за столом, за которым сидели только Лаура и ее мать, было звякание столовых приборов о тарелки. Явно расстроенная, Соланж не переставала бросать взгляды в сторону пустующего места Энрико, которого в тот вечер опять задержали на работе и было неизвестно, когда он вернется. Она все еще пила свой первый бокал вина, но, судя по ее внешнему виду, как следует приложилась еще до ужина.

Официантка-филиппинка как раз закончила подавать второе, когда, как и опасалась Лаура, ее мать решила выместить свое разочарование на единственной цели, которая была в пределах досягаемости.

– Ты серьезно относишься к этому полицейскому? – неожиданно спросила она у дочери.

– У него есть имя, мама. Его зовут Рикардо. И мне показалось, что он тебе понравился.

– Он хороший парень, конечно. Но насколько хорошо ты его знаешь?

– О чем это ты?

Соланж ревновала, Лаура отчетливо чувствовала это. Но к чему? К тому, что ее дочь была влюблена? К ее счастью? К ее молодости? В любом случае, это было настолько мелкое чувство, что Лаура испытывала скорее жалость, чем злость.

– Ни о чем. Мне просто интересно, не слишком ли ты торопишься.

– Не больше, чем ты торопилась с папой, – сухо ответила Лаура.

Сразу же после этого она пожалела, что не прикусила вовремя язык. Переход определенных границ в разговоре с матерью привел бы лишь к очередному скандалу.

– По крайней мере, вы принимаете какие-то меры предосторожности? – прошипела Соланж, меняя направление атаки.

– Конечно, а ты как думаешь?

– Это он думает об этом, не так ли?.. Ты должна начать принимать таблетки. Просто чтобы не рисковать…

Риск? Какой риск? Что Кардо подставит ее, заставив забеременеть, как это было у Соланж с Энрико? Она достаточно хорошо знала Рикардо Меццанотте, чтобы понимать, что тот ни за что не пойдет на подобное. Кроме того, ее не смущала мысль о том, что через несколько лет у них с ним будет ребенок. Разозленная Лаура уже собиралась придумать неприятный ответ, о котором впоследствии непременно пожалеет, но слова застряли у нее в горле.

Соланж заметила, как ее дочь напряглась, кривя рот от боли.