Шрифт:
Закладка:
На расспросы Диего о причинах моего интереса, я ответил, что заклинаниями рассчитываю наладить психику бедолаги. Призрак был поражён тем, что маги могут влиять на сознание человека, и попросил не проделывать с ним таких фокусов, даже если мы поссоримся. Конечно, я и не собирался – предупреждение в книге насчёт здоровых людей было недвусмысленным. В общем, Диего пообещал, что намекнёт Маду, чтобы тот со мной встретился. Подозрений это вызвать не могло – дурачок приставал ко всем встречным и то, что он заговорит с магом никого бы не удивило. Могло показаться странным разве только то, что маг не испепеляет наглеца, а спокойно выслушивает, но это были уже мои хлопоты – в конце концов, Иннос по заверениям некоторых проповедников, учил милосердию. На деле, несомненно, Иннос, как и Белиар, учили эффективно убивать своих врагов.
Мад появился в замке на удивление вовремя. Он сопровождал Диего, направлявшегося на встречу с Бартолло. Я специально просил следопыта проследить за дурачком, чтобы тот застал меня во дворе, а не завалился прямо в обитель магов. Конечно, можно было обойтись и вовсе без помощи, в конце концов, не заметить в замке странно озирающегося по сторонам человека в обносках, над которым все шутят, было тяжело. Но была другая проблема – Мада хоть и пускали в замок, но в последнее время он сам не спешил туда заглядывать. Одной из причин было то, что он обиделся на Торуса, а так как начальник стражи почти весь день ошивался у ворот замка, то Мад, стараясь его избегать, к ним не приближался.
Завидев Мада и Диего, которых я в этот день ждал уже с самого утра, я направился к середине двора, Диего заметил меня, что-то сказал Маду, и тот, странно на меня глянув, почесал голову и остановился. Призрак тем временем поспешил удалиться. Когда я подошёл, Мад всё ещё стоял на том же месте, в его глазах отражались страх и в то же время надежда:
– Гос-господин маг, – трясущимся голосом произнёс местный дурачок, – прошу, пощадите меня, снимите заклятье.
Я улыбнулся, начав догадываться о причине такого странного поведения Мада. Похоже, Диего наплёл ему какую-то нелепицу. Я театрально нахмурился и спросил:
– А заслужил ли ты это?
– Пожалуйста-пожалуйста! Я не хочу стать мясным жуком. Честно-честно, я не переступал через невидимую линию, да и в жизни не обидел ни одного жука!
– Значит, не переступал? – продолжил я с нажимом, – а где же, по-твоему, ты сейчас стоишь?
– Нет-нет, заверяю Вас! Я не хотел! Я не знал! Её же не видно.
Простак был действительно не в своём уме, это было очевидно. На такую глупость не повёлся бы даже трёхлетний ребёнок. Чем-то этот кретин напомнил мне стражника Аарона, которого я провёл с заклятьем невидимости. Однако надо признать, случай Мада был в тысячу раз более запущенным.
– Хорошо, – ответил я, – но мне понадобится немного времени. Постой смирно и ничего не говори, пока я не прикажу.
Парень раскрыл было рот, но я остановил его жестом и добавил:
– Ничего не говори, я же сказал.
Идиот быстро закивал головой. Я хотел напомнить ему, что я приказал стоять смирно, но понял, что такая задача будет ему уже не по силам, а потому промолчал.
Я выпил зелье магической силы и сконцентрировался. Мад, очевидно думал, что я снимаю воображаемое заклятье. На самом деле, я собирал всю доступную мне энергию для ментальной атаки. Хорошо, что никого из моих коллег поблизости не было, они могли бы почувствовать этот хоть и локализованный, но всё же довольно сильный импульс. Я ожидал натолкнуться на сопротивление, на стену, защищающую сознание стоящего передо мной человека. Я знал, как она ощущается, много раз тренировался в укреплении своего собственного разума. Каково же было моё удивление, когда вместо твёрдой, как камень, оболочки, я наткнулся на вязкую жижу. Порвать её не стоило ни малейших усилий, зелье магии оказалось явно излишним.
Говорят – чужая душа потёмки. Это верно. Но душа безумца ещё темнее. Моё сознание соприкоснулось с сознанием Мада. Яркие образы, детские воспоминания: разъярённое лицо матери, которая ругает и бьёт своего собственного сына за его непроходимую тупость. Побои, издевательства, вновь грязная ругань. Ребёнок растёт, мужает, но душевные травмы не заживают, они множатся и охватывают всё существо. Он пытается измениться, но врождённый кретинизм не даёт ему быть таким, как все. Парень страдает от этого, хотя не вполне осознаёт причину. Он не хочет жить, ему незачем, он не понимает для чего родился, не хочет и не может понимать. Снова мать, пьяная, взмыленная, уже постаревшая, но внушающая от того лишь ещё больший страх. Бьёт, ругает, проклинает. Страх растёт, достигает предела, накрывает целиком, рвёт на части, и вдруг сменяется ненавистью – неудержимой и безумной. Блеск стали, удар, кровь, ещё удар, кровь и слёзы. Слёзы, крик, истерический плач и темнота… Грязная тюремная камера, трюм грузовой галеры, полной каторжников, короткий приговор и падение в пруд за барьером. Дальше ничего нового. Издевательства, ругань, побои и боль, но ему уже всё равно, он даже не помнит, как сюда попал, не хочет ни помнить, ни знать.
Я в ужасе