был огромный. Потери убитыми и ранеными с нашей стороны были довольно большие, про красных не знаю. Они все же успели подтянуть резервы к боевой линии, и скоро наша кавалерия спешилась, образуя сплошную стрелковую цепь.

Командир бригады, доблестный генерал Миклашевский, считая, что наступил перелом боя и что атака свежего кавалерийского полка может сразу его решить в нашу пользу, послал за резервом. Но мы, вероятно увлекшись преследованием разбитых красных, продвинулись более, чем следовало, и тем увеличили и без того длинный путь для нашего отдаленного резерва. Во всяком случае, Кирасирский полк, пройдя 10 верст галопом под палящим крымским солнцем, оказался с изможденным конским составом. Лошади были взмылены и тяжело дышали, так что о конной атаке не могло быть и речи. Оставалось только спешить полк и еще более растянуть стрелковую цепь, что и было сделано.

Храбрый генерал Миклашевский, лично руководивший боем, находился в цепях. Вскоре же он был тяжело ранен пулей в грудь и эвакуирован в тыл. В командование бригадой вступил на его место командир 2-го конного полка полковник Барбович, и дальнейшее наше движение мы продолжали уже под его командованием. На следующий день наше наступление продолжалось также успешно, и к вечеру мы заняли железнодорожный узел деревни Грамматиково и пошли дальше на Джанкой.

Генерал Миклашевский, поправившийся от своего ранения, вернулся к нам много позже, уже в должности начальника 2-й кавалерийской дивизии, в каковую мы были переименованы из нашей отдельной бригады. Число полков было доведено до четырех, при двух конных батареях, все из ячеек прежних полков нашей доблестной регулярной конницы. Тогда же была сформирована наша 2-я гвардейская конная батарея, вооруженная обыкновенными легкими 3-дюймовыми пушками, так что мы уже представляли собой двухбатарейный гвардейский конно-артиллерийский дивизион.

Чтобы быть справедливым, надо сказать, что быстрое очищение Крыма объясняется не только доблестью наших частей и искусством нашего начальника полковника Барбовича, но и тем обстоятельством, что стратегическое положений красных в Крыму стало невозможным. От Мариуполя, северным берегом Азовского моря, прямо на запад в тыл Перекопу, шла сильная группа Донской армии, кажется, полковника Назарова, и, задержись красные в Крыму еще ненадолго, их путь отступления от Перекопа к Днепру был бы отрезан донцами. Прекрасно разработанный нашим верховным командованием стратегический план, при полной согласованности действий на двух фронтах – Мариупольском и Крымском, дал блестящий результат.

От Перекопа к северу красные отступали так поспешно, что, делая ежедневно переходы в 70—80 верст, мы их нагнали только на Днепре, захватив с налета деревню Каховку. Однако город Бериславль, на правом берегу Днепра против Каховки, остался в руках противника. Он господствовал надо всей окружающей местностью обоих берегов Днепра, и красные почти безнаказанно обстреливали своей артиллерией любой пункт нашего расположения. Наше стояние в Каховке было очень тревожным и неуютным. Вскоре мы, походом, перешли в район Мелитополя, где расквартировались по богатым колониям. Наш отдых продолжался недолго, и скоро по железной дороге, в эшелонах, нас перекинули в район Харькова, уже давно занятого нашей Добровольческой пехотой генерала Кутепова. Вместе с 1-й кавалерийской дивизией генерала Чекотовского – тоже исключительно из полков нашей регулярной конницы – мы составили 5-й кавалерийский корпус генерала Юзефовича, имея задачей наступление на Москву, которое нашло свое выражение в так называемой Московской директиве, уже одним своим названием «Московская» наполнявшей наши сердца несбывшейся надеждой освободить нашу Первопрестольную столицу и всю нашу Родину.

Нашему 5-му кавалерийскому корпусу удалось занять станцию Бахмач, города Чернигов и Нежин.

«Генерал наш Юзефович нас благодарил, на дальнейшие победы нас благословил», – бодро и весело пели наши юные добровольцы… Но вместо Москвы нашей 2-й кавалерийской дивизии удалось дойти только до города Глухова, и отсюда началось наше стихийное и бесконечное отступление к черноморским портам Северного Кавказа и Крыма и очищение всей занятой нами во время нашего наступления на Юге и в центре России территории, обильно орошенной нашей добровольческой кровью.

Большой и бесспорный военный авторитет, профессор генерал Головин, в одном из своих трудов говорит, что, когда высшее начальство и штабы ошибаются в своих планах и расчетах, чтобы уменьшить последствия своих ошибок, они требуют от подчиненных им войск дополнительных, часто невыполнимых усилий, которые часто выражаются в требованиях форсированных маршей, изнуряющих войска, или в приказах «держаться до последней капли крови», «ни шагу назад», «вперед во что бы то ни стало». В другом месте он говорит, что приказы часто даются «с запросом», то есть когда командование само расширяет рамки задачи, рассчитывая на то, что если такая расширенная задача будет выполнена войсками хотя бы на половину или на треть, то и то уже хорошо. Каждый, побывавший на войне, пожалуй, найдет в своих воспоминаниях примеры этих головинских «заданий». Но всего этого, к счастью, не было в описанной мной операции. Задания давались всегда выполнимые, без «запроса». Словом, все шло гладко, точно, без трений, как на маневрах.

П. Рерберг[565]

В 5-М КОННОМ КОРПУСЕ ГЕНЕРАЛА ЮЗЕФОВИЧА ОСЕНЬЮ 1919 ГОДА[566]

Стояли мы в Глухове три недели, изредка выезжая в поле для отражения спорадических появлений красных. В Глухове же стоял и штаб 1-й кавалерийской дивизии полковника Миклашевского. По квартирам стояли: полностью наш дивизион гвардейской конной артиллерии, под командой полковника Димитрия Сергеевича Перфильева, в составе 1-й гвардейской конной батареи полковника Б.А. Лагодовского и 2-й гвардейской конной батареи полковника В.М. Котляревского, 2-й Сводно-гвардейский конный полк, командующим которым был Димитрий Алексеевич Ковалинский (лейб-гвардии Уланского Его Величества полка) и дивизион 1-го Сводно-гвардейского конного полка, под командой полковника Петровского (кирасир Его Величества).

Вечером 31 октября, поужинав в Офицерском собрании, которое было на Путивлевской улице, мы собирались уже расходиться на ночлег по квартирам, как пришло приказание от начальника дивизии: всему отряду покинуть ночью Глухов и уходить в восточном, а не южном направлении, так как с юга подходили обошедшие нас красные, собираясь застать нас врасплох. Но неприятный сюрприз получили они, а не мы, так как полковник Лагодовский со своим 1-м взводом, командой разведчиков с полковником бароном Фитингоф-Шелем и пулеметной командой с есаулом Носовым, остался в Глухове и в полночь встретил красных огнем, чем совершенно их огорошил; он не хотел уйти из Глухова, не дождавшись возвращения своих фуражиров.

Этот переход был началом конца продвижения белых на Москву. Весь фронт генерала Деникина начал катиться на юг. Рутина нашего отступления была весьма однообразна: часа в три утра, после отхода в 20—30 верст, приходили на очередной бивак, часов в 10 утра вставали, спокойно