понимания самого себя как субъекта, переживающего предмет, и наличие понимания только внешних вещей (188). И всякий эйдос все равно несет на себе энергию целого эйдоса, как и несет на себе энергию всей сущности вещи. Только это дает мне возможность осмыслять для себя окружающие меня вещи, именовать их, понимать их и вступать с ними в общение (187).

6. Виды понимания. Все символические семемы берутся нами до сих пор все еще в субъективном понимании данного лица, так что значения данного слова, находимые нами в словаре, суть, собственно и строго говоря, уже не символические семемы, а нечто гораздо большее, – именно потому что из них исключен субъективный момент (65); возникает факт разного понимания и разного значения одного и того же слова у разных лиц или у разной категории лиц (63 – 64). Я, индивидуальный субъект, могу иметь вне-индивидуальное, общее для всех понимание данного предмета (65); эмоциональные, аффективные понимания слова (64).

7. Понимание и понимаемое. Ноэма все еще носила на себе значения тех или других, пусть более или менее субъективно-индивидуальных, более или менее общих, более или менее близких к предмету hic et nunc понимания (73); после исключения семематизма, осталось – в ноэме – вне-субъективная и вне-индивидуальная стихия понимания, зависящая не только от предмета как такового. Мы должны найти такой предмет в слове, который бы исключал не только индивидуальную, но и всякую другую инаковость понимания и который бы говорил о полной адеквации понимания и понимаемого (70).

8. Условия понимания. Нельзя будет не видеть и того, что подлинное и адекватное понимание сможет осуществиться только после исключения всех тех субъективных особенностей, которые привносились в слово (64 – 65). Надо постараться понять все эти дистинкции – без примеров. Однако, уступая обычаю, можно задаться и целью «приведения например», хотя логически это и бесполезно (62).

9. Понимание и эйдос. Это самое различение, перенесенное в сферу произносимого и понимаемого слова, получает характер различения в самом понимании, т.е. получается противостояние адекватного узрения эйдоса и того или иного приближения к нему (187). Ноэма есть уже результат весьма заметной меональной обработки адекватной идеи. Если будем двигаться дальше в смысле меонизирования, то будем получать нечто в смысле понимания, все более и более удаляющееся от эйдоса и от адекватной ему идеи (188).

10. Понимание «как». Возможно дальнейшее, и уже последнее, проникновение меонального субъекта в предметную сущность слова, вернее, последнее по интенсивности выражение и воплощение предмета в субъекте, – это когда нет никакого субъекта как субъекта (т.е. как противолежащего какому-нибудь «объекту»), а есть в субъекте только одна предметная сущность, т.е. субъект понимает здесь себя уже не как себя, а как саму энергию сущности предмета (189); число, понимаемое в смысле методологического принципа, т.е. в смысле функции (217); понимание сущности как потенции всего алогического (222); оставаясь в недрах ноэтического, мы должны исключить из него все черты субъективного понимания, подобно тому как раньше отбросили все черты индивидуально-субъективного произношения фонемы, т.е. мы должны отбросить самую семематичность. Тогда мы получим уже чистую ноэму, независимую уже ни от звуков, ни от психических переживаний, но данную в виде некоего коррелята предмета в сфере понимания. Чистая ноэма есть понимаемая предметность, понимание предметности, взятое как смысловой снимок с понимательных актов, необходимых для перенесения данного предмета в сферу понимания вообще (65).

11. Понимание и имя, слово. Слово, или имя, есть смысл, или понимаемая, разумеваемая сущность (173). Слово есть сама вещь, понятая в разуме (190); имя и есть сама вещь, в аспекте своей понятности для других (194). Слово – понятая вещь и властно требующая своего разумного признания природа (187); имя есть смысловая, выражающая (или понимаемая) энергия сущности (174). И ноэма в таком случае превращается в экстатическое сверх-умное обстояние. Ноэма слова здесь просто равна самой предметной сущности слова, – понятой, конечно, как того требует слово и имя, уразуменной и явленной (189).

12. Понимание и субъективность. И только пошляки в науке думают, что все понятое и осмысленное и есть тем самым субъективное (194).

13. Понимание и явление. Чем менее проявлено неявляемое, тем более понятно и просто то, что явилось (123).

14. Понимание и непонимание. Символ живет антитезой логического и алогического, вечно устойчивого, понятного, и – вечно неустойчивого, непонятного, и никогда нельзя в нем от полной непонятности перейти к полной понятности. В вечно нарождающихся и вечно тающих его смысловых энергиях – вся сила и значимость символа, и его понятность уходит неудержимой энергией в бесконечную глубину непонятности, апофатизма, как равно и неотразимо возвращается оттуда на свет умного и чистого созерцания (127 – 128); погруженность смысла в меон, выраженность в меоне, или, что то же, по-ятие его меоном, т.е. понятие, понимание меоном (173).

15. Интерпретация. Самое значение, но все еще в субъективно-индивидуальной интерпретации (77).

понятие

1. Определение. Понятие – совокупность признаков предмета, совокупное обозначение общих свойств данного класса предметов. Такое определение – абсолютно статично. Из него не следует ни того, что эта «совокупность» связана с другой «совокупностью», ни того, что эта «совокупность» действительно существует, положена (142 – 143). Лучше всего, в целях точного определения понятий, которыми оперирует формальная логика, исходить из категорий в эйдосе, выработанных диалектикой. Эйдос есть сущее. В переводе на язык логоса, это будет методом объединения и осмысления меона (алогической материи) как сущего, т.е. как некоей единичности. Это и есть т.н. «понятие»; с точки зрения цельного эйдоса – «понятие» традиционной логики есть эйдос, лишенный интеллектуально-меонального принципа, конструирующего идеальную (и картинно-изваянную, воззрительную) предметность, превращенный лишь в метод и закон какой-нибудь инаковости и рассмотренный с точки зрения единичности, или сущего, или смысла как смысла; «понятие» есть метод и закон осмысления предмета в отрыве его от его идеально-картинной данности и, по связанности в диалектике смысла и сущего, от его соответствующего бытия; это есть указание на то, через какие пункты пробегает ум, осязающий эйдетическую цельность предмета, без соединения этих пунктов в такую цельность (143); в понятии мы видим метод объединения меональных определений смысла как именно такого, а не иного смысла инобытия (155). «Понятие» есть логос эйдоса как сущего (или как единичность) (149); логос, рассматриваемый как метод осмысления