– Так что, выходит, целая шарага их тут?

– А ты думал?

– Что ж их князь не разгонит?

– Разгонял уж не раз. Да только толку мало – все равно играют. Да ведь и силком никого к себе не тащат, серебришко, словно тати, не отнимают. А что проигрывают раззявы – так это их беда, не княжья. Не играй – и не проиграешь.

– Ой, смотри, смотри, прогнали волхва-то!

– Колпачники всех чаровников знают. Они, чаровники-то, на чарках гадают, для них в колпачках тайн нет. Враз горошину найдут, выиграют или выведут нечестного «верчуна» на чистую воду.

Волхв Войтигор отошел в сторону и обиженно поглядывал на колпачников, но не уходил – видно, на что-то надеялся.

– А мы-то зачем тут стоим, смотрим? – поинтересовался вдруг Твор.

– Видишь того мужика, мосластого, с бородищей что веник? – незаметно показал рукой Порубор. – Это Ерофей Конь, давний мой враг и завистник.

– Неужто и он в колпачки играет?

– Играет, когда много серебра вдруг зазвенит в его калите. Вот я и хочу вызнать – откуда серебришко? Постоим немного, посмотрим. Во-он, как раз его очередь.

Порубор с Твором подошли к играющим ближе.

Поначалу Ерофею везло – видимо, «верчун» его специально заманивал, знал – просто так Конь играть не станет. Выиграв несколько медных монет, радостно ухмыляющийся Ерофей вытащил из-за пазухи плоское серебряное кольцо с несколькими лепестками, такие кольца модницы любили подвешивать к вискам. Вот это кольцо и поставил Ерофей на кон. И конечно же проиграл! А потом проиграл и монеты, и бусины, и даже снятый с себя пояс, красивый, видно, только что купленный. Пытался снять и кафтанец, да колпачник поморщился – нужна больно эта сермяга! Так и пошел восвояси проигравшийся в пух и прах Конь. Шел, понурясь, пока не наткнулся на такого же грустного чаровника. Поднял голову, пробормотал просительно:

– Угостил бы медком, Войтигоре?

– Пошли, – неожиданно согласился волхв. – Медком не медком, а бражкою угощу все же.

– И то дело! – повеселел проводник. – Дай-ко обниму тебя, брате!

Так, в обнимку, и пошли они в ближайшую корчму, где и просидели до вечера.

А Твор вдруг почувствовал, как надавило на мочевой пузырь. Подергал Порубора за рукав.

– Где бы отлить?

– А вон, за березами. Суконце только не потеряй.

– Ужо не потеряю.

Быстро справив свои дела, отрок подтянул порты, подхватил положенное на землю сукно и только собрался идти, как нос к носу столкнулся с горбатой, противного вида старухой в засаленной черной накидке и с ожерельем из сушеных лягух на тонкой морщинистой шее.

– Ш-ш-ш, – схватив Твора за руку, зашипела старуха. – Вижу-вижу, летит черный ворон, на тебя смотрит, клювом качает. – Бабка завыла: – У-у-у заклятье на тебе, отроче, камень черный, заговоренный, ухватить бы его – кха! кха! – да нету милости. А то, что в руках несешь, – брось, брось скорее – кал это. Кал! Нету тебе жизни, нет.

Твор попятился. Ну ее, дуру, – еще кинется. Хотя, может, и есть в ее словах доля правды.

– Ш-ш-ш… – снова зашипела старуха, взмахнула костлявой рукою…

– Шла бы ты прочь, Каргана, – неслышно подойдя сзади, сказал Порубор. – Чего это ты не на своей земле промышляешь?

– А там облава княжья, – обычным голосом, безо всяких шипений и завываний отозвалась бабка. – Этот парень с тобой, что ли?

– Со мной. – Порубор усмехнулся. – Погоди, не уходи, Каргана. Дело есть – поговорить надо.

Старуха подбоченилась.

– Ну, говори, какое у тебя дело?

– Обычное. – Юноша приказал отроку: – Посмотри-ка вокруг, Творе. Как кто появится, свистнешь. – И снова повернулся к Каргане: – Только что колпачники колечко височное запромыслили, серебряное. Мне б на него взглянуть поближе.

– Хм, – задумалась бабка. – Так сходи, выкупи.

– Понимаешь, слухи пойдут: кто выкупил, да зачем, да чье колечко…

– А чье колечко-то?

Порубор пожал плечами.

– Ладно, – согласилась бабка. – Не хочешь говорить, не надо. Только чую я, никак, Коню дорожку перебежать хочешь.

Юноша вздрогнул, а бабка весело засмеялась.

– Никак угадала? Ладно, молчу, молчу… Сколько дашь?

– Не обижу. Добудь только. Когда я тебя обманывал?

– Так ведь и я. – Бабка усмехнулась. – Кто тебя с Харинтием-то свел? То-то! Где потом найти-то тебя, на Звериновой корчме?

– Там. – Порубор кивнул и обернулся к Твору: – Пошли, отроче.

Хельги вошел в горницу и залюбовался супругой. Хороша была княгиня – высокая, с чистою, белой, как морская пена, кожей и темно-голубыми, как воды фьорда, глазами. Сельма передала играющих дочерей служанке и обняла мужа.

– Я так скучала по тебе, ярл!

Князь улыбнулся.

– Ты неплохо справилась с властью. Признаться, в полюдье я частенько подумывал, что зря отослал в Новгород Ирландца.

– Я же теперь княгиня, – улыбнулась молодая женщина, дочь простого северного крестьянина-бонда. – К тому же мне помогал Ярил. А насчет Ирландца… Наверное, я так никогда и не сумею поверить ему окончательно. Слишком уж гложет прошлое. А тебя?

– Иногда, – усаживаясь на лавку, признался Хельги. – Но нужно жить не прошлым, а настоящим и ради будущего. А Ирландец, несмотря на все его прошлые гнусности, человек стоящий и нужный. Думаю, он справится с Новгородом и поможет в Ладоге Снорри.

– Снорри. – Княгиня неожиданно улыбнулась. – Он был когда-то самым младшим из вас… Помнишь, какие ребята были: Ингви Рыжий Червь, Харальд Бочонок?

– Помню, – глухо ответил ярл. – Надеюсь, им хорошо и весело в Валгалле, в золотых чертогах Одина.

– Сколько уже Снорри? Кажется, двадцать три… – продолжила Сельма. – Он так до сих пор и не женат.

– У него есть наложницы… А жениться он всегда успеет. Главное – сделать правильный выбор.

– Как сделал ты?

Сельма подошла к мужу сзади, расстегнув тунику, ласково погладила руками шею.

– А почему у тебя совсем нет наложниц и до сих пор всего одна жена? – тихо спросила она. – Ведь ты же конунг!

– Потому что мне хватает тебя, – прошептал Хельги и обернулся. Сельма уже снимала платье.

Бросив тяжелую ткань на пол, потащила мужа к ложу. Князь невольно залюбовался ее точеным телом – белым, поджарым, стройным, с большой, налитой соком грудью. Трех дочерей уже родила ему Сельма, а по ее фигуре и не скажешь – все как девочка, длиннонога, тонка в стане.

– Иди сюда, милый. – Сельма повалилась на ложе, потянув за собой мужа. И Хельги, ощутив жар любви, сбросил на лавку тунику…

Сельма… Хельги давно уже ощущал ее как бы частью себя, потому и не считал нужным заводить наложниц, хоть это и было положено по его княжескому статусу. Что же касается жен… Ладислава, северная красавица с золотым