Информация сразу же была передана в оперативный штаб; вообще, вся информация, шедшая в эфир REN-TV, согласовывалась с оперативным штабом. Возможность кому-то проникнуть в здание была очень важна для прояснения сложившейся там обстановки. Важно было и то, что террористы согласны пропустить врачей; заложники уже около четырнадцати часов находились в захваченном зале, что здоровью явно не способствовало. Не совсем было понятно, правда, откуда взять иностранных врачей. "Чуть позже выяснилось, что никого из "Врачей без границ" в зоне досягаемости нет, — сообщала пресс-служба REN-TV. — Тогда террористы взяли паузу. После некоторого размышления они велели дипломатам и представителям Красного Креста ждать, но согласились пропустить две телекамеры в здание театрального центра"[169]. Журналисты телекомпаний ОРТ и REN-TV были пропущены за первую линию оцепления. Подтверждения от террористов, однако, не поступало.

Около одиннадцати часов они выпустили из здания мальчика с астмой. По всей видимости, реакцией REN-TV террористы были недовольны: именно в это время они организовали звонок заложницы Марии Школьниковой на радиостанцию "Эхо Москвы". "Эхо", в отличие от REN-TV, сдерживаться не стало. Изложение полученной информации почему-то очень напоминало пропаганду сайтов террористов: "Многие заложники находятся на грани нервного срыва. Испытывают изнеможение и испуг. В зале около сорока детей. У заложников есть питье и шоколад. Террористы с ними, как сказала Мария Школьникова, "хорошо разговаривают", объясняют, что в Чечне выросло новое поколение детей, которые хотят быть только боевиками, так сказать, "новое поколение врагов"…"[170]

После некоторой паузы террористы снова позвонили на REN-TV. "Они дословно сказали: "Пусть она пройдет". Когда мы спросили "Кто она?", после паузы террористы назвали фамилию Анны Политковской"[171].

Политковская была сотрудником "Новой газеты" и специализировалась на чеченской тематике. Талантливый журналист, она со всем пылом обрушивалась на "преступления российских войск", и читать ее статьи о зверствах федералов без содрогания было невозможно. Другое дело, что в достоверности описываемого Политковской у многих возникали сильные сомнения. Если бы Политковская писала об автомобильных авариях — явлениях, столь же трагичных и случайных, как и эксцессы российских солдат в Чечне, — тогда бы люди, читавшие статьи Политковской, боялись даже подходить к автомобилям.

Террористов Политковская искренне считала борцами за свободу; опять-таки, если бы она специализировалась на дорожных происшествиях, то, скорее всего, описывала как борцов за справедливость автоугонщиков.

Как раз незадолго до трагедии Политковская опубликовала книгу "Вторая чеченская"; содержание ее было вполне предсказуемо, и, возможно, эта книга даже учитывалась террористами при планировании операции как дополнительный фактор, способствующий успеху.

Политковской, однако, в столице не было — журналистка находилась в Вашингтоне. Посольство России в США, конечно, помогло с билетами на ближайший рейс, но, для того чтобы прилететь в Москву, нужно было время.

Тогда террористы пожелали в качестве переговорщиков видеть лидеров партий СПС и "Яблоко" Ирину Хакамаду и Григория Явлинского. И СПС, и "Яблоко" перманентно выступали против войны в Чечне и призывали к мирному урегулированию.

Однако в Москве не оказалось и Явлинского. Явлинский был в Томске, и хотя лидер "Яблока" сразу же выехал в столицу, времени до его появления на месте событий должно было пройти немало. Террористы сообщили REN-TV, что вместо Явлинского хотят видеть лидера СПС Бориса Немцова.

Пока шли все эти переговоры, в оперативном штабе обсуждалась сложившаяся ситуация. Все называемые террористами фигуры переговорщиков осуждали проводимую в Чеченской Республике контртеррористическую операцию и, по всей видимости, готовы были выслушать требования террористов с некоторым сочувствием. С этой стороны выбор бандитов был хорошо понятен. Однако, с другой стороны, никто из названных людей не был представителем российской власти и, следовательно, не мог вести переговоры. Зачем же они потребовались террористам, если переговоры тех не интересуют? Около половины двенадцатого одна из заложниц сообщила в телефонном разговоре, что боевики угрожают в ближайшее время начать расстреливать находящихся в здании людей[172]. Что это — просто нагнетание ситуации? Или, может, террористы действительно собираются расстреливать заложников — в присутствии лидеров СПС и иностранных врачей?

Вопросов оставалось много, и по-прежнему хорошо ясно было только одно: необходимо выдерживать паузу, пока спецназ не будет готов к штурму, и до этого попытаться вывести из здания как можно больше людей.

Депутат Госдумы и певец Иосиф Кобзон приехал к захваченному зданию сам. Его, судя по всему, никто не звал; он просто сам предложил свою кандидатуру в качестве переговорщика. В оперативном штабе согласились: ведь главным было освободить как можно больше людей. С террористами связались по радио: "к вам идет переговорщик", и Кобзон вместе с корреспондентом британской газеты The Sunday Times направился к захваченному зданию. На прощание мэр Юрий Лужков сказал Кобзону: "Спроси Бараева, согласится ли он взять меня вместо женщин и детей…"[173]

Корреспондент The Sunday Times Марк Франкетти договорился с террористами об интервью самостоятельно. "У нас был мобильный телефон заложника, который находился внутри здания… Мы через него попытались передать сообщение террористам, что наша газета "Санди Таймс" хотела попасть к ним, чтобы с ними поговорить. Они согласились"[174]. Об этой договоренности Франкетти сообщил в оперативной штаб; так получилось, что как раз в тот момент к террористам должен был пойти Кобзон.

Кобзон пересек простреливаемую площадку перед входом в ДК и вошел внутрь. В фойе никого не было, и певец вместе с журналистом поднялись на второй этаж. Там его уже ждали террористы. "Человек пять боевиков, — рассказывал Марк Франкетти, — все в масках, камуфляже, с оружием, естественно"[175]. Один из террористов, впрочем, был без маски.

"Общаться с ними было тяжело, — вспоминал Кобзон. — Но я знаю, как с такими общаться. Как только вошел, смотрю, направляет на меня дуло автомата: "Иди сюда, Кобзон". Я отвечаю: "Ты как ведешь себя? Мне 65 лет, я старше тебя. Когда входит человек старше тебя, вайнах должен подняться". Тут его пробило. Он говорит: "А ты что, пришел меня воспитывать?" — "Я пришел с тобой познакомиться". А потом разговор пошел уже нормальный. Спросил, как его зовут. "Абу-Бакар", — отвечает"[176]. Перед певцом стоял один из заместителей Бараева.

Менять женщин и детей на Лужкова террористы не согласились: "Нам Лужков не нужен. А вот за Кадырова мы бы отпустили человек пятьдесят"[177]. Ахмад Кадыров возглавлял пророссийскую администрацию Чечни, и террористы давно на него охотились. Ради уничтожения такой крупной фигуры можно было даже отпустить полсотни заложников… Конечно, российские власти на такой обмен никогда бы не согласились.

— Мы — смертники, — сказал террорист.