Шрифт:
Закладка:
За ним для защиты от солнца Новек, панский слуга, нёс запасную соломенную шляпу, подшитую шёлком, с тем чтобы король надел её, когда захочет.
За королём длинным строем шли рыцари и паны, командующие, маршалки, казначеи, кравчие и великое множество придворных, слуг, должностных лиц, оруженосцев, челяди.
С обеих сторон дороги стояла толпа простолюдинов, мещанство из Слупы, крестьяне из окрестных деревень, бедняки со всего света с вытянутыми руками. Королю из калеты подавал горстями гроши казначей, а он собственноручно делил милостыню теснящемуся нищенству. Вся гора роилась народом.
Панский двор выглядел наполовину рыцарским, наполовину духовным, потому что в нём клириков и духовных было достаточно. Шляхта на этот день почти вся сложила тяжёлые доспехи, идя с саблями и мечами, с шапками вместо шлемов в руке, чтобы плечам и головам дать немного отдохнуть. И шли все в великом порядке, с процессией, ибо ксендз спереди нёс серебряный крест и одет был в стихарь и столу. На некотором расстоянии из костёла вышло всё духовенство в сторону короля и ударили в колокола. Были принесены церковные хоругви и те реликвии, которые Литва увезти не могла. Встретивший их король, став на одно колено, поцеловал, и толпы потянулись непосредственно к костёлу. До захода солнца он стоял потом на коленях на подстилке, молясь и по-прежнему раздавая милостыню, а здание, едва могущее вместить панский двор, было обложено до мрака.
Двор также, подражая пану и накапливая себе благодать и Божье благословение, в голоде пережил день, лишь поздним вечером устремившись в городок, чтобы перед сном поесть. Ждали столы безвкусно накрытые мясом, рыбой, овощами, пирогами. Король, кроме воды, другого напитка не употреблял, для рыцарства стояли чаны и кувшины с пивом: мёд едва где показывался. Ножи и ложки имели все при себе и ели из одной миски. Мяса и рыбы с какой-нибудь приправой хватило, чтобы убить мголод. После чего, как кто был, лёг где мог, не ища иного ложа, чем войлок, седло и сено. Неподалеку ржали лошади, что было самой милой для солдат музыкой. Не все имели шатры и не каждый приказывал их разбивать.
На небе посеялись звезды, когда король вышел из избы, в которой сидеть не любил, и в подсенях припал на скамью, рассматривая околицы.
Затем Збышек из Олесницы, один из королевских писарей, очень им любимый, подбежал с поклоном и улыбкой на лице, которую у него редко удавалось заметить, потому что, несмотря на молодой возраст, был очень строг и серьёзен. Король окликнул его своим грубым голосом, спрашивая, что за радостную новость он принёс и чего так спешил.
В сущности, Збышеку было о чём известить, так как он первый проведал, что паны, которые забросили службу короля римского и венгерского, дабы вернуться к своему господину, ночевали недалеко и назавтра хотели стать рядом с Ягайлой. Между ними были Завиша Чёрный с братом Фарнрейем, Сулимчичи, Калеки Рожичь, Войцех Малски Наленч, Пухала Вениавчик, Януш из Брзозоглов и многие другие. Уже известно, что король Сигизмунд стремился их задержать, обманывал милостями и запугивал угрозами; всё-таки не сломал, не увлёк, потому что, покинув добро и сокровища, пошли они прочь силой к своим, заслышав о готовившейся войне.
Возрадовалось панское лицо и улыбнулось; это он принял за выразительный знак Божьей милости и плод молитвы, что ему теперь дано о них знать.
Другой из придворных известил так же, что княгиня Александра, сестра Ягайлы, очень им любимая, дорогой хочет забежать, желая его увидеть и поговорить с ним. Так же ожидались оба князя Мазовецких, Януш и Семишка (Зеймовит), которые обещали прийти с людьми к Козейнице под Червенск, где для войск плотники и строители построили невиданный мост на коньках, в который, кто его не видел, не хотел верить.
Поздней порою король, потратив время на разговоры, пошёл к приготовленной лежанке, где его ожидали слуги Боровиц, Чохал, Юрад и Новэк для снятия одежд. Комната для короля в доме бургомистра была выбрана, правда, самая лучшая, тем не менее, мало отличалась от тех, какие бывают в крестьянских дворах более значительные. Пол посыпан аиром, ложе – свежим сеном и устлано лосиными шкурами. Тут стояли латунные тазы и кувшины для умывания, далее лежали облачения и дублённая овечья шкура, которой он никогда не оставлял, и мелкие дорожные принадлежности. Пара восковых свечей в серебряных подсвечниках, тяжёлых, немного освещали помещение. У порога легла челядь на страже, а в сенях – оруженосцы и слуги.
На следующий день король, хоть и пробудился раньше наступления дня, потому что в городке шумело рыцарство, которое приходило и отъезжало, отдыхал, только самых приближённых допуская к себе, согласно обычаю, когда Добек снова о панах из Венгрии известил, что они уже подходят, а кроме них, послы князей Слупского, Штетинского и Мекленбургского. Те князья наполовину, если не полностью уже германизированные, были тут встречены неприязненно. Их подозревали, что они шлют послов-шпионов, которые бы донесли о силах, хотя помощь и подкрепление предлагали.
Солнце ещё не очень хорошо поднялось, когда радостные крики объявили о прибывающих Завишах, Малски, Пухали, Брзозогловых и других. Вышел король сам на встречу с ними. Была так же дружина, на которой око мило отдохнуть могло и душа ей радовалась. Ехали с великолепным отрядом, все в светлых и позолоченных доспехах, опаясынные красными лентами, на сильных лошадях, в полном снаряжении, с мечами, кованными серебром и золотом.
Когда они докатили до Ягайлы, всё рыцарство и двор выбежало их разглядывать. Все сошли с коней и с Завишей во главе пришли к панским коленям поклониться; Ягайло с невыразимой радостью их принимал, гостей кормить и поить приказывая. А так до подарков был охоч, что, если бы он столько замков для подарка имел, сколько его рыцарства приветствовало, дал бы конечно каждому по одному.
Вскоре за ними, но со значительно более жалким отрядом, приехали объявленные послы князей,
