Назавтра Старостина заметила на глазах дочки следы слёз, смытых холодной водой; девушка объясняла, что из камина дымило и дым в красивые глазки въелся.

Третьего дна на рассвете, когда ещё староста спал, прибежали его разбудить со страшной новостью, что граф исчез, а с ним и дочка сбежала.

Отправили погоню. Мать в слезах ломала на пороге руки. Мшщуй, ударяя по полу палкой, проклинал немца, Брохоцкий кричал, что змею отогрел на груди.

Не помогла погоня. Пришли на неделе письма, что граф на Офке женился в Кракове и умолял о прощении.

Нечего было уже делать, только благословить. Так и случилось. Выслали посланника, чтобы их вернули. Упали оба на крыльце в ноги родителям, которые поплакали… Мшщуй молчал.

– Что случилось, измениться не может, – сказал Брохоцкий. – Видно, было так предначертано, чтобы эти роды друг с другом соединились: свершилась воля Божья.

Только Мшщуй на том настаивал, чтобы и капля польской крови не впиталась в немецкую, чтобы к фамилии Дингеймов прибавить Брохоцких, и чтобы с Рейна уехали и ближе к родителям жили. И отпустил им позже староста значительные имущества, а тот замок на Рейне медленно разрушался, и внуки, по-видимому, уже избавились от него, ибо там, помимо птиц и куниц, никто уже жить не мог. Стоит он ещё сегодня живописной руиной, а о злой невестке рыбаки рассказывают переделанную повесть, к которой каждые полвека что-то прибавляют… как на старом дереве вырастают всё новые ветви.

Конец

1882

Примечания

1

Из грязи Мариенбург (лат.)

2

Глухарь (стар. лит.)

3

Истрическая сцена.