«Военно-морской флот потерял фактически все свои надводные силы и испытывает дефицит топочного мазута. Поскольку производство сухоперегонного скипидара, который представляет собой единственный источник авиационного топлива, не достигло даже 25 процентов от запланированного уровня, летная подготовка новых пилотов была приостановлена после марта. Была предпринята отчаянная попытка переделать тренировочные самолеты в бомбардировщики.

Командование флота намеревалось поддерживать в боеготовности от 5 до 6 тысяч самолетов в июне (но это оказалось невозможным в связи с неожиданно большими боевыми потерями) и сформировать подразделения камикадзе, которые, жертвуя собой, осуществляли специальные атаки. Среди них были летчики, которые таранили корабли противника; „живые мины“ (фукурю) и „живые торпеды“ (кайтэн), которые размещали на стратегических позициях основных островов.

Как армия, так и флот делали все возможное для подготовки к решающей битве на наших островах, потому что переходить в наступление было совершенно невозможно после начала боевых действий на Окинаве. Внешним наблюдателям было трудно понять, насколько готова армия к войне, но я считал, что она значительно ниже официальных оценок. Это объясняется тем, что официальное лицо на ответственном посту, будь то в армии или в каком-либо другом учреждении, всегда склонно проявлять оптимизм, объясняя состояние дел в свою пользу».

Тоёда выразил свое отношение со всей откровенностью. Принимая во внимание скептическое отношение к подлинной мощи армии плюс его прекрасное знание слабостей флота, было вполне логичным, что Тоёда поддержит Ёнаи в попытках скорее закончить войну. Высший совет по ведению войны на своем заседании утром 9 августа 1945 года мог бы воспользоваться прекрасной возможностью завершить войну, если бы Того, Ёнаи и Судзуки смогли убедить армейских представителей договориться. Анами и Умэдзу, будучи реалистами, вряд ли могли бы настаивать на продолжении безнадежного конфликта перед лицом угрозы атомной бомбы и советского стремительного наступления.

Не было никакого смысла затягивать дело. И вот в 10:30 утра 9 августа, когда «Большая шестерка» собралась за рабочим столом в бомбоубежище в здании офиса премьер-министра, Судзуки, освежившись зеленым чаем и выкурив сигару, официально открыл заседание.

Глава 5. Решение не принято

В душном подземном помещении шесть членов Высшего совета по руководству войной расположились за столом: престарелый премьер-министр Судзуки, министр иностранных дел Того, военный министр Анами, морской министр Ёнаи, начальник штаба армии Умэдзу и начальник штаба флота Тоёда.

«Большая шестерка» начала обсуждение текущих дел с бомбардировки Хиросимы. Когда они собирались в последний раз 7 августа, новость о разрушении Хиросимы была подтверждена. Начальник штаба армии получил донесение, которое прямо сообщало, что «весь город Хиросима был разрушен в одно мгновение единственной бомбой». Армия и флот послали команды своих представителей для расследования произошедшей бомбардировки и составления отчета, но они еще не закончили своей работы, и на вопрос о том, была ли это атомная бомба, еще не было ответа. То, что разрушения были колоссальны, было очевидно, и не вызывало сомнений, что самолет был один или их было по крайней мере два. Они не придали значения угрозе президента Трумэна использовать атомную бомбу для бомбардировки японских городов, сказавшего, что «если они не примут сейчас наши условия, они могут ожидать страшных разрушений с небес, таких, каких никогда не видели на этой земле…».

Начальник штаба флота Тоёда утверждал, что ни одно государство, даже Соединенные Штаты, не имеет достаточно радиоактивного материала, чтобы сделать возможным такие атаки, которыми угрожал Трумэн. И мировое мнение, предсказывал он, не одобрит использование такого негуманного оружия.

Генералитет армии заявил об отсутствии точной информации о продвижении русских. Пока она не будет получена, нельзя сказать, что Япония проигрывает войну на еще одном фронте.

Атмосфера на совещании была мрачная и напряженная. Военные, включая Тоёду, не понимавшие, что ситуация была чрезвычайной, казалось, были не готовы рассматривать условия противника. И в этот момент произошло событие, которое изменило все. Судзуки было передано донесение.

Премьер прочитал своим коллегам ужасное сообщение: «По городу Нагасаки этим утром был нанесен удар, подобный тому, что испытала Хиросима. Разрушения значительны».

Мрачное настроение превратилось в похоронное. Эта новость дала определенный ответ на важный вопрос: противник имеет достаточно материала, которого хватит не на одну бомбу. Сколько их еще имеется? И мировое общественное мнение может не успеть выступить против этого оружия до новой атаки или атак. Да и будут ли союзники руководствоваться чем-то таким хрупким, как общественное мнение, когда они намерены покончить с Японией?

Судзуки, потрясенный очередным катастрофическим ударом, отложил сигару и торжественно произнес: «Это, вдобавок к предыдущей варварской атаке на Хиросиму, усугубляет последствия нападения русских на Японию. Я предлагаю министру иностранных дел начать дискуссию об условиях Потсдамского соглашения».

Того был вне себя от негодования. Он пытался привлечь внимание этих же самых людей к условиям, выдвинутым в Потсдаме, на седьмом заседании Высшего совета, первом после бомбардировки Хиросимы. Но армейские чины отказывались верить, что это было атомное оружие, и отрицали, что урон столь серьезен, как о том сообщали неподтвержденные источники. До тех пор, пока армия не признает эти факты, не было возможности заставить солдат согласиться на капитуляцию, к которой просто принуждает атомное оружие.

На следующий день, 8 августа, Того сообщил императору ужасающие новости, полученные от свидетелей катастрофы в Хиросиме. Когда император попросил его передать Судзуки свое желание закончить войну без промедления, Того ничего не оставалось делать, как сразу же связаться с премьер-министром. Министр иностранных дел обнаружил, что Сакомидзу, секретарь правительства, не может собрать встречу «Большой шестерки» до 9 августа, потому что начальников штабов невозможно было «застать на месте».

Даже ясно осознавая, что тысячи людей в Нагасаки и сотни в Корее, на Сахалине и в Маньчжурии могут быть спасены, если Высший совет по ведению войны соберется восьмого числа, Того сохранял невозмутимость, как обычно.

Подобно адвокату, который кратко поясняет суть дела, министр иностранных дел сказал, что «война с каждым днем становится все безнадежней. Если сложившееся положение настолько критично, что исключает любую надежду на победу, мы должны выступить за мир и немедленно принять условия Потсдама. Условия их принятия должны быть ограничены теми из них, что крайне важны для Японии».

Затем Судзуки предложил принять Потсдамскую декларацию и тем самым покончить с войной.

Воцарилось молчание. Предложение было слишком резким, прямым, совершенно не в японском духе. Хотя никто не понимал лучше, чем эти шестеро, всю отчаянность военного положения, необходимость немедленных действий и окончательных решений была для них парализующим волю императивом.

Никто не мог отважиться высказать свое мнение. Молчание затягивалось, становилось все