Шрифт:
Закладка:
На плечо ему легла чья-то рука. Кто-то стоял у него за спиной, а теперь этот кто-то медленно обошел кресло, чтобы заглянуть ему в лицо. Глаза Двух-Восьмерок расширились от ужаса, ногти впились в подлокотники кресла.
Каждый Белый ведун королевства с раннего детства знал это лицо. Оно смотрело с сотен уличных плакатов, с портретов, с картинок в учебниках. Перед ним стояла не кто иная, как госпожа Хестер, Королевская Ведунья, глава и повелительница Белых ведунов всего мира.
– Ничего не говори, – предупредила она, приставляя длинный палец к своим полным алым губам. – Ни слова, пока я не прикажу иначе.
Две-Восьмерки, сильно дрожа, умудрился все же кивнуть. Он трясся всем телом – никогда в жизни ему еще не было настолько страшно.
– Должно быть, ты уже слышал, – произнесла госпожа Хестер медленно, – что у нас в королевстве некоторые непорядки. Пара-тройка Белых ведунов умудрилась сбежать в Западную Ведунию, воспользовавшись помощью ведьминов. Я считаю, что это просто омерзительно. Какая подлость с их стороны. Разве мы не кормим вас, ведунов, не воспитываем? Не предоставляем вам прекрасное жилье и условия работы? Разве здесь вы не получаете все, о чем можно только мечтать? Разве нет?
И снова Две-Восьмерки сумел качнуть головой вперед. Ужас все нарастал, сковывая члены ледяным холодом.
Госпожа Хестер запустила руку в складки своей прекрасной снежно-белой мантии и вытащила наружу что-то маленькое, сияющее теплым светом. Две-Восьмерки чуть не вырвало от страха: он узнал этот флакончик. Флакончик с ведьминским заклятием, которое он прятал под половицей.
– Один из верных королевству ведунов из твоего дортуара донес на тебя, – сказала госпожа Хестер. Она поднесла флакончик к глазам, глядя, как в нем свивается и мерцает яркая магия. А потом она выхватила палочку – тонкую, черную полированную полоску смерти, в металлический барабан которой был заряжен единственный флакончик с ядовито-зеленым содержимым. – Кто дал тебе ведьминское заклятие? Отвечай!
Две-Восьмерки, мотая головой, вжался в спинку кресла, его трясло так сильно, что сам пыточный стул начал вибрировать, хоть и был привинчен к полу.
– Я… я не знаю. Правда н-не знаю… Я… н… никогда не видел ее в лицо.
Госпожа Хестер наклонилась ниже, ее взгляд был так ужасен, что Две-Восьмерки подумал – у него навсегда перехватило горло, он больше не сможет выдавить ни звука. Ведунья была весьма красива, но каким-то образом он чувствовал – эта красота не настоящая, она служит всего лишь маской, под которой кроется страшное, гниющее истинное обличье.
– Значит, ты «н-н-никогда не видел ее в лицо»? – с усмешкой передразнила она. А потом взмахнула палочкой, содержимое флакончика вспыхнуло, и из палочки вырвалась длинная зеленая лента, в воздухе обратившаяся в извивающуюся кобру. Змея встала в угрожающую стойку, покачиваясь туда-сюда и оскалив ядовитые клыки, а потом резко клюнула Две-Восьмерки в кисть привязанной к подлокотнику руки. Тот отчаянно вскрикнул от боли и ужаса – змеиный яд стремительно проник ему в кровь, причиняя ужасную муку. Все его существо забилось в агонии, вопило, мечтало о смерти, лишь бы прекратить эту боль…
Госпожа Хестер чуть отстранилась, и змея повторила ее движение.
– И снова повторяю свой вопрос: кто дал тебе ведьминское заклятие? Кто пытался помочь тебе сбежать?
Две-Восьмерки почти ослеп от слез. Слезы прихлынули, когда отхлынула острая боль. На руке не осталось ни следа от укусов. Две-Восьмерки беспомощно всхлипнул.
– Клянусь Матерью-Землей… Я правда ее не видел! Я не видел ее в лицо! Я не знаю…
Змея снова ужалила в руку, и снова все внутренности ведуна скрутило от боли.
Словно издалека он услышал собственный крик.
«Пожалуйста, пусть я сейчас умру, – воззвал он не пойми к кому, – пусть этот кошмар просто кончится».
Змея снова отстранилась.
За ближайший час ей предстояло напасть еще пять раз.
Госпожа Хестер с живым интересом наблюдала, как корчится от боли и вопит Две-Восьмерки, как на его лбу и руках от криков выступают вены, как глаза наливаются кровью.
Уже на грани обморока он услышал ее голос, произносящий:
– Ничего, не важно. Похоже, я тебе все-таки верю. Но мы все равно поймаем негодяйку и ее сообщников.
Сверкающая магическая змея испарилась, а Две-Восьмерки просто обмяк в кресле и плакал навзрыд, испытывая странное смешанное чувство ужаса и облегчения.
Госпожа Хестер отошла в полумрак комнаты. Вернулась она, неся с собой что-то, напоминающее птичью клетку, только вот прутья этой клетки были сработаны из серебристого металла происхождением из другого мира: будто мастер создал сплав из лунных лучей и перевил их между собой. В клетке сидело очень странное существо. Сперва Две-Восьмерки подумал, что это птица, сотканная из золотистого света, но чем больше приближалась клетка, тем меньше Две-Восьмерки понимал, на что же похоже это создание. Чувство, которое оно вызывало в его сердце, тоже было очень странным – смесь восторга, желания и невероятной печали.
– Ты знаешь, что это такое?
Две-Восьмерки внезапно понял, что знает. Он знал это так же ясно, как то, что небо синее, а море мокрое. Это существо за прутьями клетки не было никаким отдельным существом – это была часть его. Его душа.
Две-Восьмерки увидел свою собственную душу.
– Верно, – отозвалась госпожа Хестер, хотя Две-Восьмерки не произнес ни слова: она все поняла по тому, какую муку выразило его лицо. – Ты принадлежишь мне. Как и всякий Белый ведун.
Она коснулась пальцами лба и прищурилась, и на миг ему показалось, что он разглядел ее истинное лицо – древнее, полусгнившее. Ведьма вытянула руку и коснулась кончиком палочки его груди.
Две-Восьмерки зажмурился и приготовился к боли.
Однако же госпожа Хестер не стала стрелять в него новым заклятием.
– Думаю, я могла немножко недоработать, когда извлекала твою душу, – сказала она, постукивая палочкой по его грудной клетке напротив сердца. – Кусочек остался внутри. Отсюда и эта нелепая тяга к свободе. – Она снова склонилась над ним так низко, что кончики их носов почти соприкасались. Две-Восьмерки чувствовал запах ее дыхания – гнилость и разложение. – Но ты никогда не будешь свободным, запомни это. Я могла бы забрать их прямо сейчас – я имею в виду остатки твоей души. Это вовсе не трудно. А мне будет приятно смотреть, как твой взгляд стекленеет, как из твоей головы испаряются все нелепые идеи об иной жизни.
– Пожалуйста, – прошептал Две-Восьмерки умоляюще, не в силах оторвать взгляда от сияния собственной души. Ее