в яслях, а самой посвятить себя работе на полную ставку. Они больше ничего не сказали друг другу в тот вечер, но когда Вэй Ин наутро проснулась, отец поднял глаза от книги, которую читал, и сказал ей просто: «Поступай как знаешь».

Коммунистическая партия разработала план помощи некоторым важным деятелям культуры в Чунцине, чтобы помочь им вместе с супругами эвакуироваться в более безопасные места вроде Гонконга, Яньаня или Гуйлиня. Одним туманным утром Вэй Ин узнала, что есть транспорт, который может довезти ее до Яньаня вместе с другими женщинами, причем некоторые из них тоже были на сносях. «Берегите себя в пути, — призывал Чжоу Эньлай. — Совсем скоро мы увидимся снова». Вэй Ин родила сразу после приезда в Яньань. После родов она была так слаба, что новорожденного пришлось поручить соседям, а к тому времени, когда она пришла в себя, ребенок уже умер.

Многие друзья отца уже уехали из Чунцина. Он заметил, что за ним по улицам ходят шпионы Гоминьдана, и оставаться на подконтрольной националистам территории казалось все опаснее. Независимо от путей, выбранных на перекрестках жизни, в Китае тяжело не стать игрушкой в политической борьбе, а жизнь в Яньане, как потом окажется, несла свои риски.

Чжоу Эньлай очень хотел, чтобы отец присоединился к делу коммунистов, и передал тысячу юаней на дорожные расходы, посоветовав держаться основных дорог. Чжоу сказал, что, если отца вдруг задержат, нужно отправить телеграмму Го Можо — поэту и историку, который имел связи и в коммунистических, и в националистических кругах. Бывший ученик отца, у которого были нужные люди в администрации, справил ему фальшивое удостоверение высокопоставленного правительственного консультанта, и четырем его спутникам тоже выдали поддельные документы. Чтобы походить на важного деятеля, отец надел шубу с воротником из выдры, а другие представлялись либо членами его семьи, либо секретарями и телохранителями. Они сели в автобус дальнего следования, который поздним вечером привез их в Яосянь, что в центре провинции Шэньси. Люди там ждали в длинной очереди, чтобы их пустили в город, пока не закрыли ворота. Караульные на входе осматривали их группами по четыре-пять человек. За месяц пути отцу и его спутникам пришлось преодолеть сорок пять постов Гоминьдана, и если бы даже одного из них разоблачили, немедленный арест грозил бы всем. Когда наконец показалась знаменитая яньаньская пагода на вершине холма, уставшие путники радостно запели Интернационал — революционную балладу времен Парижской коммуны.

На лишенном лесов севере провинции Шэньси большинство людей жили в пещерах. Их выкапывали в склоне холма. Такие пещеры защищали от сурового климата, и одну из них выделили отцу и Вэй Ин. В честь приезда знаменитого поэта Чжан Вэньтянь, генсек ЦК Коммунистической партии Китая, и Кай Фэн, секретарь отдела пропаганды ЦК, нанесли ему визит. Чжан Вэньтянь с очками на кончике носа впечатлил отца своей образованностью. Они поприветствовали его и расспросили, в чем он нуждается, а под конец предложили выбрать, в какой из двух культурных организаций он станет работать: в Институте искусств имени Лу Синя или в яньаньском отделении Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства по отпору врагу. Он выбрал вторую организацию, которая ему была лучше знакома, и возглавляла ее известная писательница Дин Лин.

В жизни Ай Цина началась новая глава. Он покинул мир самовыражения, и его деньки писательской вольницы подошли к концу.

Глава 5. Новая эпоха

Благодаря дотошности отца, подрезавшего ветви деревьев, через несколько месяцев лес вокруг нашего производственного подразделения в «маленькой Сибири» стал выглядеть куда лучше и даже привлекал одобрительные взгляды других рабочих. Руководство не сразу поняло, что совершило ошибку, поручив «правому элементу» облагораживать среду, ведь наказание оказалось недостаточно суровым. Теперь, чтобы сделать его жизнь еще более унизительной, его заставили чистить уборные. Это был самый изнурительный и неприятный труд, поскольку всего на территории было тринадцать общественных туалетов, каждый по несколько рядов дыр над выгребной ямой.

Для новой работы отцу выдали и новые инструменты: плоскую лопату, железный совок с длинной ручкой и стальной прут чуть толще большого пальца. Последний предмет очень пригождался зимой, когда кал замерзал и превращался в ледяные колонны.

Прежде чем приступать к очередному отхожему месту, отец неизменно закуривал сигарету и оценивал объем работы, будто осматривал скульптуру Родена. Никотин придавал ему отваги, необходимой, чтобы приняться за дело.

Зимой, когда отец орудовал прутом, могло показаться, что толку от этого инструмента немного — только летящие ему на лицо и одежду осколки льда. Но усердие в итоге вознаграждалось: удар за ударом выбивали в основании колонны углубление, и наконец башня из дерьма падала. Затем он переходил к финальному этапу: раскалывал заледеневший кал на кусочки поменьше и вытаскивал по одному. Летом его работа выглядела иначе: сначала нужно было отделить жидкие отходы от твердых, вычерпывая мочу совком через дыру, а потом засыпать кал песком и гашеной известью, чтобы на него слеталось меньше мошек и комаров.

Туалетной бумаги в те времена не водилось, так что люди использовали самые разные ее заменители — от кукурузных стеблей и хлопчатника до набивки, вытащенной из дырявых ватников, и листочков из пустых сигаретных пачек. (Выступающие углы стен считались весьма пригодными для вытирания зада, так что их тоже активно использовали.) Газеты же не использовали по той причине, что на каждой странице красовались имя Мао и несколько его цитат, а если подтереться клочком газеты, спрятать его некуда. А если бы кто-то обнаружил такое кощунство, доложил бы, предъявив вещественное доказательство серьезного «контрреволюционного инцидента». Никто не хотел идти на такой риск.

После чистки ям отец брал квадратную лопату и выравнивал углы туалета, укладывая сверху ровный слой свежей земли. Когда он делал финальный осмотр, сортир все еще оставался неприглядным местом, но по крайней мере выглядел аккуратнее, чище и приличнее. Теперь он мог закинуть лопату на плечо и направиться к следующему туалету.

За те пять лет, что мы провели в «маленькой Сибири», отец не отдыхал ни дня. Он прекрасно знал, что если возьмет выходной, то на следующий день придется работать за двоих. Даже в самые холодные зимние дни, когда температура опускалась ниже минус пяти градусов по Цельсию, от тяжелого труда одежда отца насквозь пропитывалась потом, и он каждый вечер развешивал ее сушиться.

Отец стоически сносил свою судьбу. Говорил, что раньше не задумывался о том, кто чистит туалеты для него, и не так уж