Предчувствуя приток клиентов, «Корпорация „Отель Барбизон“» приобрела за наличные соседнее здание, таким образом оставляя за собой линию горизонта: больше никто не сможет там строиться и заслонять им солнце. Точно в ознаменование свободы от ипотечного долга эпохи Великой депрессии «Барбизон» также установил козырек над главным входом [55]. Он был создан по проекту архитекторов бюро «Шварц и Гросс» в подходящем общему облику отеля стиле. Длиной почти десять метров, ар-деко: полоски бронзы с панелями алуманита. Название «Барбизон» было вырезано прямо по полосам, так что через буквы проникал свет.

В то время как «Барбизон» уверенно смотрел в будущее на гарантированный естественный свет на горизонте и из-под огромного бронзового козырька, увековечившего его имя, большая часть молодых женщин пережили Великую депрессию, распрощавшись с большими надеждами. Наиболее состоятельные из них представляли себе – и вплоть до роковой недели в октябре 1929 года небезосновательно – яркое и беззаботное будущее: каток, верховые прогулки, поездки, автомобили, свидания и встречи с друзьями. А получили всего пару туфель, ну, может, еще одну запасную пару. Война, которая началась далеко-далеко в Европе, за Атлантическим океаном, как раз тогда, когда Филлис Маккарти вознамерилась снять номер в «Барбизоне», поначалу совсем не ощущалась. Но очень скоро и этому пришел конец.

В декабре 1941 года Эвелин Эколс, которую мистер Пауэрс некогда назвал «самой типичной уроженкой Среднего Запада», теперь замужняя женщина, только что закончила обедать [56]. В Нью-Йорке стоял яркий солнечный день, они с мужем читали толстенный воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс» и слушали по радио репортаж с игры «Гигантов». Внезапно трансляция прервалась и было объявлено: всем военнослужащим, мужчинам и женщинам, срочно явиться на свою базу. И всё; больше никакого объяснения не последовало. Эвелин и ее муж дождались следующего объявления: Япония совершила нападение на Перл-Харбор, Америка вступает в войну. И, наконец, третье объявление гласило: «Занавесьте окна и не выпускайте свет. Не пользуйтесь телефоном: все линии в это время резервируются только для правительственного использования». Эвелин тут же встала и выключила свет: выглянув в окно туда, где должна была быть Таймс-сквер – та самая, на которой в свой двадцать один год поклялась, что останется в Нью-Йорке навсегда, – она увидела, что во всем городе «нет ни одного лучика света».

Мужчины ушли воевать, а их работу теперь должны были делать женщины – пусть до этого они подвергались порицанию ровно за то же самое. Когда генерал «Дикий Билл» Донован [57] призвал женщин идти на работу в Управление стратегических служб (предшественник ЦРУ), он описал идеальную сотрудницу как «нечто среднее между выпускницей колледжа Смит, моделью Пауэрса и обладательницей диплома курсов Кэтрин Гиббс». Иными словами, он запросто мог сходить к миссис Мэй Сибли и попросить любую постоялицу «Барбизона».

Глава 3

Маккартизм и его жертвы

Бетси Талбот Блэкуэлл и ее «женщины, делающие карьеру»

Женщины, стремившиеся работать в офисе, бывали двух разновидностей. Первая – секретарши, которые заполонили блестящие новенькие небоскребы в 1920-х и устроились как могли в эпоху Великой депрессии. Но были и те, которые не просто искали работу, – они делали карьеру. Бетси Талбот Блэкуэлл, или Б.Т.Б., как она подписывалась, была именно из таких. Шляпки она носила в любое время дня, так что некая газета однажды намекнула, что она «не снимает их даже в ванной». Ровно в пять вечера она наливала себе виски, приговаривая: «Ну что ж, пора и выпить». В море либеральных интеллектуалов, из которых состояла ее редакция, она была сторонницей республиканцев. Пока женщины в своем большинстве лишь карабкались по карьерной лестнице, цепляясь, одна за другой, за широко расставленные перекладины, уже в тридцатых-сороковых появлялись дамы, которые занимали мужские кресла. Одной из них и была Бетси Талбот Блэкуэлл, главный редактор журнала «Мадемуазель». Бетси отправила в «Барбизон» стольких женщин – своих сотрудниц, протеже и читательниц, – что репутация журнала навечно связана с отелем; и тот и другой стали прибежищем и тестовой площадкой не одному поколению целеустремленных женщин.

Блэкуэлл не любила упоминать о своем возрасте, но сотрудники вычислили: она родилась в 1905 году; действительно, существует ее фото маленькой девочкой, сделанное в тот же год, в котором «непотопляемая» Молли Браун пережила крушение «Титаника» [1]. На Бетси модное тогда платьице эдвардианской эпохи с заниженной талией и шляпка, девочка сжимает в руках куклу и смотрит прямо в камеру. Страсть к шляпкам у нее появилась рано. Пятьдесят лет спустя она с нежностью вспомнит ту самую шляпку: «Помню ее: подкладка золотисто-коричневого мебельного бархата, отороченная полосками норкового меха и украшенная вереском. И пальто в тон… элегантное сочетание. Понимаете, я разбиралась в моде во сколько там… в шесть?» [2] Отец Бетси Талбот Блэкуэлл, Хейден Талбот, был корреспондентом газеты и драматургом; ну а мать, Бенедикт Бристоу Талбот, художница и одна из первых известных стилистов, учила дочь «всему прекрасному на вид» [3].

Всем нужна история становления; в истории Бетси Талбот Блэкуэлл будут фигурировать шляпка и пара золотых домашних туфель. Туфли она увидела в витрине, но, будучи всего пятнадцати лет от роду, нуждалась в работе, чтобы их купить: три недели пасхальных каникул в Академии Святой Елизаветы в Нью-Джерси она проработала в универмаге «Лорд энд Тейлор» на Пятой авеню, делая «сравнительные покупки» за деньги [4]. И здорово в этом поднаторела. После окончания школы Бетси стала работать модным обозревателем в торговом журнале, и в 1923 году, в разгар влияния флэпперов, она устроилась в журнал «Шарм», вскоре став в нем редактором отдела моды. Спустя два года после начала работы в «Шарме» она вышла замуж, но супруг не считал, что жена должна работать, и вскоре Бетси постепенно свела семейную жизнь на нет. Второй раз она вышла замуж в 1930 году, выбрав человека, которого ее трудоустройство не беспокоило; во многом, как она сказала, потому, что его первая жена не работала, и он понятия не имел, что это значит.

В 1935 году «Стрит энд Смит», издатели бульварных журналов, выпускавшие «Шарм», решили создать новый и назвать его «Мадемуазель». Дочь вице-президента «Стрит энд Смит», которая училась в престижной женской школе Эммы Уиллард в Олбани, пожаловалась, что ей и ее одноклассницам ужасно наскучили «Харпере Базар» и «Вог» [5]. В уже существующих журналах или высокая мода, или выкройки «сшей сама»: их читают либо богатые леди, либо вульгарные домохозяйки из семей среднего достатка со швейной машинкой. Девушки из школы Эммы Уиллард