— А кто же виноват?

— Али не хотел бы, чтобы я это кому-нибудь рассказывал. И если он узнает о нашем разговоре — конец дружбе. Но я не знаю, что делать и как ему помочь…

— Ты можешь все-таки говорить яснее?

— Али давно не ладит с отцом. Он у них самодур. Кричит на мать, попрекает своими заработками. Али обидно за мать. И вообще надоело.

Хамис Хадисовна задумалась, прислушиваясь к голосу муэдзина[12], зовущего на вечерний намаз[13] с минарета старой мечети в центре города.

— Знаешь, Сабур, я всматриваюсь в Али, разговариваю с ним и не могу его понять. Он какой-то замкнутый, закрытый. А я, наверное, не смогла расположить его к себе. Ну, а что же его мама?

— Она, кажется, очень бы хотела вернуться в аул. Но не решается на это, считает, что Али нужен отец. А может, еще и своих односельчан стесняется. Знаете, не заведено ведь…

— А ты-то как к решению Али относишься?

— В том-то и дело, что не знаю. Ну, поступит он на работу. Так ему еще и из дома уходить надо. А если мать не пойдет? Значит, ничего при этом не решится. Не знаю, как быть…

— Может, твоему отцу попробовать поговорить с отцом Али? Они вроде хорошо знакомы.

— Когда-то отец пробовал. Но это дело деликатное. Как бы еще больше не испортить отношений Али с отцом.

— Ну, а мне что ты рекомендуешь делать? — улыбнулась Хамис Хадисовна.

— Мне кажется, вы многое можете.

— Ох, знал бы ты, как мне приходится трудно! Но искать выход надо. И я рада, что ты такой, Сабур.

— Какой такой?

— С чувством ответственности и справедливости. Не равнодушный. Знаешь, хорошие чувства появляются у человека еще в детстве. Если их нет, то потом уж откуда им взяться?

— Что вы, Хамис Хадисовна, речь ведь не обо мне, — смутился и нахмурился Сабур. — Как бы вот Али помочь.

— Ну вот и давай думать вместе.

ЧУТЬ-ЧУТЬ

Хамис Хадисовна и раньше отмечала про себя, какой скрытный и необщительный Али. Разговаривая, он редко поднимал на нее глаза, хотя она бывала с ним доброжелательной и ей всегда хотелось поговорить по душам. И с его родителями она разговаривала. Ей казалось, в этом доме все благополучно.

Правда, мать Али тоже была женщиной скрытной и молчаливой. Но и что из того? Мало ли на свете молчаливых людей?

Отец же производил впечатление общительного и добродушного человека. Вот поди ж ты! Оба они удивлялись и горевали, что сын учится много ниже своих возможностей. Вроде бы помех нет: одет-обут, ни в чем не нуждается, комнату отдельную имеет.

Сообщение Сабура было для нее полной неожиданностью. Нелегкой, оказывается, была жизнь у Али и его матери.

Что же ей делать? Как помочь мальчику? Как вмешаться в чужую непонятную жизнь? Как завести с его родителями доверительный разговор? Не осложнит ли она каким-нибудь неосторожным словом жизнь Али еще больше?

Но и отойти в сторону она не имеет права.

Надо посоветоваться с Сарат Магомедовной. Она давно работает в школе, хорошо знает и учеников и их родителей. Может, у нее уже случалось что-то похожее. Это только у Хамис все в первый раз. У нее и предлог есть, чтобы пойти к Сарат Магомедовне. Она недавно купила модную польскую кофточку, которая оказалась чуть великоватой. Сарат Магомедовна взяла подогнать ее по фигуре. У нее есть швейная машинка. Кофта, наверное, готова…

Сарат Магомедовна открыла дверь с ножницами в руках, видно, торопилась дошить кофточку. Сарат Магомедовна всегда была удивительно серьезной и улыбалась редко. Казалось, постоянно помнила, что она учительница. Но сейчас она приветливо улыбнулась Хамис Хадисовне и широким жестом предложила пройти в комнату.

— Вай, подснежники! Я их еще не видела в этом году. Спасибо большое, это мои любимые цветы! — Сарат Магомедовна даже раскраснелась от удовольствия.

Она сняла с полочки маленькую керамическую вазочку, налила в нее воды и поставила цветы.

— Какая милая вазочка и как удивительно изящно смотрятся в ней подснежники, — сказала Хамис Хадисовна.

— Да что вы, — махнула рукой Сарат Магомедовна. — Эту вазочку я вылепила, когда мне было лет десять. Ее очень любил мой муж. Поэтому она и сохранилась…

— А у вас не осталось других работ?

— Нет, по-моему. Мне часто хотелось сделать что-нибудь из глины, но обычно не было ни времени, ни условий.

— Какая жалость! У вас, наверное, были к этому большие способности. Знаете, я часто думаю, почему же я не научилась делать красивые вещи? Я их так люблю. В моем родном ауле Сутбу́к из самого обычного камня делают чудесные узорчатые камины, арки, различные сувениры. А я так ничего и не умею.

Сарат Магомедовна, слушая свою гостью, торопливо строчила на машинке. Она родилась в ауле гончаров Балха́р, где, как шутили в соседних селах, невест ценили не за красоту и приданое, а за широкие ступни ног, которыми лучше месить глину. Не один и не два балхарца сватались к молодой Сарат, славившейся тем, что умела ловко работать и на гончарном круге, и выводить причудливые узоры на кувшинах, и месить крепкий глиняный раствор.

Неожиданно для всех она вышла замуж за приезжего учителя из России, ничего не смыслящего в тонком гончарном искусстве. Правда, тут ей повезло. Мирно и счастливо прожили они до самой его смерти.

Она жизнь свою лепила по мерке мужа. Стала заочно учиться. Окончила педагогический институт. И вот уже третий десяток лет отдает школе свои силы. Нет, она довольна жизнью…

Сарат Магомедовна встала из-за машинки, встряхнула кофточку.

— Ну вот, можно и померить. Смотрите, чуть-чуть убрала плечи, чуть-чуть убавила в талии. Вон как теперь хорошо сидит. Вся жизнь человека состоит из этих чуть-чуть. Чуть-чуть здесь, чуть-чуть там…

Хамис Хадисовна глянула в зеркало и ахнула — кофточка сидела на ней, как будто сшитая мастером-портным. И Сарат Магомедовна радовалась, что все так хорошо получилось. Она помолодела, похорошела. Хамис никогда еще не видела ее такой веселой.

— Ну как мне вас отблагодарить, Сарат Магомедовна?

Та замахала руками.

— И не выдумывайте! Спасибо за цветы. Я ведь люблю шить. Времени только всегда не хватает.

Они сели пить чай. Хамис Хадисовна заговорила об Али.

— Конечно, я хорошо знаю и Али и его родителей, — сказала Сарат Магомедовна. — Али, к сожалению, упрямый и неорганизованный человек, а родители его люди славные — гостеприимные, приветливые. Дома у них всегда порядок и чистота. И я никогда не слышала, чтобы родители не ладили между собой. Может быть,