62

Чем эпиграмма пошлей, чем ближе к зависти хмурой,

        Тем скорее поймет всякий читатель ее.

63

Хлоя клянется в любви. Я не верю.

        «Она тебя любит», —

        Скажет знаток; но поверь я ей – и минет любовь.

64

Ты никого не любишь, Филарх, а меня обожаешь.

        Что же, другого пути нет, чтоб меня подчинить?

65

Мир, человек и Бог – неужели все это тайна?

        Нет; но не любят о них слушать – и тайна темна.

66

Был я всегда терпелив ко многим вещам неприятным,

        Тяготы твердо сносил, верный завету богов.

Только четыре предмета мне гаже змеи ядовитой:

        Дым табачный, клопы, запах чесночный и…

67

Я вам давно уж хотел рассказать о маленьких тварях,

        Что так проворно вкруг нас носятся взад и вперед.

С виду похожи на змеек, но есть у них лапы —

                                                                и быстро

        Бегают, вьются, скользят, хвост волоча за собой.

Глянь, они здесь! И здесь! И вдруг исчезли куда-то!

        Где же беглянки? В какой щели, ложбинке, траве?

Если позволите вы, я звать их «лацертами» буду:

        Впредь пригодятся не раз мне для сравнений они.

68

Кто увидит лацерт, тот хорошеньких девушек

                                                               вспомнит,

        Что по площади здесь носятся взад и вперед.

Быстры они и легки: побежали, встали, болтают,

        Вновь от проворной ходьбы длинные платья

                                                                     шуршат.

Глянь, они здесь. И здесь! Но едва ее ты упустишь,

        Будешь напрасно искать: скоро не встретишь

                                                                   теперь.

Но если ты не боишься углов, закоулков и лестниц,

        Следуй за нею в вертеп, чуть лишь поманит она.

69

Требуешь ты объяснить, что такое вертеп. Но ведь этак

        Можно в словарь превратить книжку

                                                        моих эпиграмм.

Это – сумрачный дом в закоулке узком. Красотка

        Кофе сварит и все дело возьмет на себя.

70

Держатся вместе всегда две лацерты,

                                                из самых красивых:

        Та – немного длинна, эта – немного низка.

Встретишь их вместе – одну предпочесть другой

                                                                   невозможно,

        Встретишь одну – и она кажется лучшей из двух.

71

Грешников больше всего, говорят, любили святые,

        Также и грешниц; я сам в этом похож на святых.

72

«Был бы дом у меня, и ни в чем бы нужды

                                                        я не знала, —

        Мужу была бы и я верной, веселой женой», —

Так потаскушка одна завела обычную песню.

        Мне не случалось слыхать благочестивей молитв.

73

Не удивляюсь ничуть любви человека к собакам:

        Твари ничтожнее нет, чем человек или пес.

74

То, что я дерзок бывал, не диво. Но ведают боги —

        Да и не только они – верность и скромность мою.

75

«Разве ты не видал хорошего общества? В этой

        Книжке – лишь чернь, да шуты, да и похуже того».

Видел хорошее общество я. Называют хорошим

        Общество, если оно темы не даст для стихов.

76

Что от меня хотела судьба? Вопрос этот дерзок:

        Ведь у нее к большинству нет притязаний больших.

Верно, ей удалось бы создать поэта, когда бы

        В этом немецкий язык ей не поставил препон.

77

«Что ты творишь? То ботаникой ты, то оптикой занят!

        Нежные трогать сердца – счастья не больше ли

                                                                         в том?»

Нежные эти сердца! Любой писака их тронет.

        Счастьем да будет моим тронуть, Природа, тебя!

78

Белое сделать Ньютон из многих цветов умудрился;

        Так умудрил он людей; верят ему уж сто лет.

79

«Все объясняют легко теории, коим наставник

        Мудро нас обучил», – так мне сказал ученик.

Если из дерева крест смастерите вы аккуратно,

        Можно к нему подогнать тело живое – на казнь!

80

Юноша пусть эту книжку в дорогу возьмет, если едет

        К милой: утешат его и раззадорят стихи.

Пусть и девушка ждет с этой книжкой милого, чтобы,

        Чуть только милый войдет, тотчас отбросить ее.

81

Так же, как девушка мне порой кивнет незаметно

        Или спеша, на ходу, нежно коснется руки,

Краткие эти стихи вы дарите путнику, музы;

        Но обещайте мне впредь большую милость явить.

82

Если хмурится день, если облаком мглистым оделось

        Солнце, – как тихо, без слов мы по тропинке

                                                                      бредем!

Странника дождь застает – и отрадно укрытие

                                                                сельской

        Кровли, и сладко ему спится в ненастную ночь.

Но возвратилась богиня, прояснилась матерь-природа.

        Ей не перечь и гони темные тучи с чела!

83

Ежели чистую радость найти в любви ты желаешь,

        Дерзость и здравый смысл выбрось из сердца

                                                                     долой:

Гонит Амура она, а он связать его хочет.

        Им обоим равно чужд плутоватый божок.

84

О благодатный Морфей, помаваешь ты маками тщетно:

        Я не засну, если мне веки Амур не смежил.

85

Ты источаешь любовь – и я загораюсь желаньем;

        Но, источая любовь, также доверье внуши.

86

Знаю не хуже других я тебя, Амур! Ты приносишь

        Факел, и он в темноте ярко нам светит в глаза.

Скоро заводишь ты нас на безвыходный путь,

                                                           и тогда-то

        Нужен нам факел. Но ах! – гаснет обманчивый

                                                                       свет.

87

Только единую ночь на груди у тебя! Остальное

        Дастся само; но Амур держит нас порознь в ночи.

        Будет утро, когда Аврора влюбленных застигнет

        Спящими рядом, и Феб утренний их пробудит.

88

Если ты это всерьез – не тяни, осчастливь меня нынче,

        Если желаешь шутить – шуток довольно с меня.

89

Сердит тебя молчаливость моя. Но что говорить мне?

        Смысл невнятен тебе вздохов и взглядов моих.

С уст сорвала бы печать лишь одна богиня – Аврора,

        Если б в объятьях твоих вдруг пробудила меня.

Утренним светлым богам мой гимн прозвучал бы

                                                                 навстречу, —