Гора Бурхан халдун, взойдя на которую, Тэмужин-Чингисхан молился Верховному божеству древних монголов — Всевышнему Вечному Тэнгри.

Очевидно, Тэмужин реально ощущал глубокую и искреннюю связь между ним и горой Бурхан халдун, которая, как он сам верил, предоставляла ему защиту, всходя на которую, он «заряжался» магической силой Небесного Владыки и Матери-Земли[236], и поэтому он поклялся и впредь продолжать традицию проведения культового ритуала поклонения горе Бурхан халдун, а впоследствии узаконил этот «похвальный обычай» в «Книге Великой Ясы».

Возвращаясь к истории пленения жены Тэмужина мэргэдами, а затем ее вызволения из вражеского плена, следует заметить, что у монголов сразу лишиться вновь приобретенного считалось самым страшным ударом судьбы… Несомненно, потеря молодой красивой жены, на которой недавно женился, считалось большим несчастьем. А срок ее возврата и отмщения разбойникам всецело зависел от силы и возможностей потерпевшего[237]. С другой стороны, только успешные военные действия против общего врага могли продемонстрировать сородичам Тэмужина, всем монгольским родам и племенам, которые прежде подчинялись его отцу, нынешний статус Тэмужина, незаурядные организаторские способности наследника Есухэй-батора. А это, в свою очередь, позволило бы Тэмужину продемонстрировать всем, что он «отмечен всяческой небесной поддержкой»[238], напомнить о «небесном происхождении» своего рода, тем самым подняв свой авторитет среди монголов и значительно увеличив число своих сторонников и сподвижников…

Тэмужин, вдохновленный покровительством Всевышнего Тэнгри, Матери-Земли, духов-хранителей горы Бурхан халдун, не сплоховал в организации ответного набега на мэргэдов и вызволения жены Бортэ, действовал обдуманно и быстро, чего от него явно не ждали вороги-мэргэды…

Как свидетельствуют автор «Сокровенного сказания монголов» и монгольский летописец Лувсанданзан в своем «Золотом изборнике», Тэмужин, прежде всего, «поднял дружину свою…» Поскольку в имеющихся в нашем распоряжении источниках это — первое упоминание о собственном войске Тэмужина, военные историки отметили 1178 год как год начала военного строительства в воссоздаваемом им улусе «Хамаг Монгол» (Все Монголы).

Братья Тэмужина Хасар и Бэлгудэй, его первые нукеры Борчи и Зэлмэ — это бойцы, так сказать, «первого призыва», которым под руководством Тэмужина-Чингисхана было суждено заложить основу будущей непобедимой монгольской армии. Но в 1178 году только силами своей тогдашней дружины Тэмужину вряд ли удалось бы одолеть врага и освободить жену. Поэтому он обратился за помощью к Торил-хану и побратиму Жамухе.

После подтверждения Торил-ханом своих обязанностей в связи с побратимскими отношениями с Есухэй-батором, Тэмужин имел полное моральное право обращаться к нему за реальной помощью.

На призыв Тэмужина о помощи в вызволении жены Бортэ из мэргэдской неволи Торил-хан откликнулся столь же решительно и однозначно, как и во время их последней встречи: «Когда ты, Тэмужин, привез в подарок мне доху соболью и говорил, что побратим отца тобою почитаем как отец, я разве не сказал тебе, что впредь ты у меня всегда найдешь защиту?.. Тотчас же Жамуху ты извести. Теперь сидит он в Хорхонаг жубуре[239]. С двумя тумэнами[240] своих мужей пусть наступает с левого крыла. К нему навстречу я с двумя тумэнами пойду, и буду в нашей рати правым я крылом. А место встречи пусть назначит он»[241].

Побратим Тэмужина — Жамуха из рода жадаран[242] так же, как и Торил-хан, поклялся прийти на помощь Тэмужину. В то время иначе и быть не могло. Ведь все они свято чтили «слова прародителей своих»:

«Коли люди сошлись,

Коль они — побратимы,

Друг о друге заботы

Им необходимы.

Коли служат друг другу

Опорой надежной,

То и дружбу их

Люди зовут непреложной»[243].

Однако достигнутые между нашими героями договоренности едва не были сорваны досадным недоразумением, произошедшим в самом начале похода союзников на мэргэдов: «И, соединившись, пришли Тэмужин, Торил-хан и Жаха гамбу в Ботохан боржи, что в верховьях Онона, а Жамуха тем временем сидел уж там, их ожидаючи, три дня. И узрел Жамуха ратников Тэмужина, Торил-хана и Жаха гамбу и выстроил в боевой порядок два тумэна воинов своих. Тэмужин, Торил-хан и Жаха гамбу также приготовили было войско свое к бою, но, сблизившись, враз распознали друг друга. И молвил тогда Жамуха:

«Не сговорились разве по-монгольски,

Не дали слово разве мы друг другу,

Что без задержки придем в условленное место,

Какой бы ливень ни обрушился на нас,

Что на хурал сойдемся без заминки,

Какой бы дождь ни хлынул вдруг с небес?!

И разве не уговорились мы однажды:

Изгоним тех из нас, кто, давши слово

В срок явиться, опоздает?!»

И ответил ему на это Торил-хан: «В пути мы задержались на три дня и в срок условленный явиться не сумели, и потому, брат младший Жамуха, ты волен нас судить за это![244]»

На этом и покончили они речи обоюдные о том, что не явились в срок в условленное место с мужами своими Тэмужин, Торил-хан и брат его Жаха гамбу. И выступили они все вместе из Ботохан боржи и достигли реки Хилго…»[245]

Молниеносный рейд союзников, монголов и хэрэйдов, едва не застал врасплох предводителей мэргэдских родов Тогтога бэхи и Дайр усуна. На их счастье, рыбаки и охотники на соболей и дзейранов, что сидели на берегу реки Хилго, известили их в ту же ночь о приближении врага. Получив такое известие, Тогтога бэхи вместе с Дайр усуном и немногочисленными нукерами своими бежали вниз по реке Селенге в пределы баргузинские.

Кроме того, полного разгрома им удалось избежать, как ни странно, благодаря инициатору этого похода, Тэмужину, который, отыскав в стойбище мэргэдов свою жену Бортэ, посчитал, что цели их набега достигнуты: жена освобождена, и добыча захвачена немалая. «И тотчас отослал он человека к Торил-хану и Жамухе со словами: «Я отыскал того, кого искал. Давайте же погоню прекратим и этой ночью здесь переночуем»[246].

Монголы в бою. Средневековой китайский рисунок.

Монгольский военный историк Ж. Шагдар, задавшись вопросами: «По какой причине с мэргэдами не было окончательно покончено? Почему Тэмужин, найдя Бортэ, поспешил прекратить погоню?», писал: «На эти вопросы ученые-историки до сих пор отвечают по-разному. Русский востоковед И. Н. Березин (1818–1896), который первым задался этим вопросом, выдвинул следующую версию: поскольку в то время собственные силы