в Лондоне, что военное поражение Муссолини неизбежно «привело бы к хаосу в Италии». Ф. Уолтерс, являвшийся в 1935 году помощником Генерального секретаря Лиги наций, впоследствии пояснял: в ответственных кругах Лондона, и в частности в Форин оффисе, боялись, что поражение Муссолини «приведет к победе коммунизма в Италии» [12]. Таким образом, позиция Лондона в эфиопском кризисе во многом определялась классовыми интересами английской буржуазии. Чтобы не допустить краха фашистского режима в Италии и возникновения там революционной обстановки, Даунинг-стрит был готов пожертвовать Эфиопией.

Торжество итальянского агрессора многие буржуазные историки и публицисты Англии оценивают как сильный удар по системе коллективной безопасности и Лиге наций, как важную веху на пути к войне. «С момента абиссинского эпизода, — писал лейборист Г. Батлер, — было ясно, что Лига умирает…». «Победа Италии, — признает Карр, — была тяжелым ударом для Лиги…». «Это был смертельный удар, нанесенный как Лиге, так и Абиссинии», — вторит ему представитель объективистско-критического направления Тейлор и замечает, что Лигу наций «убила» публикация плана Хора-Лаваля [13].

Геторн-Харди даже склонен считать, что исход эфиопского кризиса означал «критический поворотный пункт» в предвоенной истории, ибо система коллективной безопасности, которую Англия считала «краеугольным камнем» внешней политики, была разрушена. К такому же выводу приходит крупный военный теоретик Англии Б. Лиддел Гарт. В первом томе воспоминаний, опубликованных в 1965 году, он отмечал, что «упущенный шанс» 1935 года был «самым фатальным поворотным пунктом в период между двумя мировыми войнами».

Лиддел Гарт подчеркивает, что провал коллективной безопасности в эфиопском кризисе «побудил Гитлера к новому вызывающему шагу в марте 1936 года». Согласны с этим и авторы «Истории газеты «Таймс»» [14].

Ремилитаризация Рейнской зоны в оценках английской историографии.

7 марта 1936 г., когда итало-эфиопская война еще продолжалась, небольшие контингенты немецких войск вступили в Рейнскую демилитаризованную зону, нарушив одно из важных условий Версальского договора и Локарнских соглашений. Это событие не только разрушило систему союзов и гарантий Франции и тем самым безопасность ее восточной границы, но стало заметной вехой на пути ко второй мировой войне. Многие английские буржуазные историки, государственные деятели и публицисты называют его «поворотным пунктом» на пути к войне, «бескровной битвой», выигранной Гитлером.

Уже в предвоенные годы некоторые историки и публицисты сделали попытки осмыслить значение событий 7 марта 1936 г. Так, Р. Сетон-Уотсон писал, что два западных правительства «не были готовы предпринять военные действия» против гитлеровской агрессии и ограничились «негодующими протестами». Однако он не указывал на причины такой бездеятельности. Не давали ответа на этот вопрос и авторы обзора «Политические и стратегические интересы Соединенного королевства», подготовленного «Чатам хауз». Рассматривая события с точки зрения охраны «британских интересов», они отмечали следующие последствия ремилитаризации Рейнской зоны: 1) крах системы Локарнских соглашений; 2) «стратегическое отделение» Восточной Европы от Западной, что, «возможно», являлось главной целью Гитлера, и 3) рост в Англии и Франции «подозрений» по отношению к Германии [15].

Отдавая приказ о вступлении войск в Рейнскую зону, Гитлер не без оснований рассчитывал, что Франция и Англия не будут препятствовать его действиям. Но если бы это все же произошло, командирам немецких частей были даны инструкции не вступать в столкновения и отступить. Одним из первых об этом сообщил известный консервативный деятель, историк дипломатии Г. Никольсон. Его книжка «Почему воюет Британия», рассчитанная на массового читателя, увидела свет в начале 1940 года [16].

Когда значение этого факта было осмыслено, историки и публицисты Англии заговорили об «упущенной возможности», «последнем шансе» остановить Гитлера, «поворотном пункте» в истории предвоенных международных отношений и т. д. «Это был его (Гитлера. — Г. Р.) первый большой блеф в игре за господство в Европе», — писал в 1947 году английский публицист Л. Уивер. «Адольф Гитлер выиграл первую битву второй мировой войны, не открывая огня», — отмечал вслед за ним Дж. Уилер-Беннет. «Из-за пассивности в этом кризисе, как теперь совершенно ясно, Великобритания упустила свою последнюю возможность», — подчеркивал Г. Геторн-Харди. Сходные оценки содержатся в работах Я. Колвина, Л. Брода, мемуарах Э. Галифакса и П. Киркпатрика [17].

Некоторые авторы придают еще большее значение «упущенным возможностям». Так, Ч. Моват пишет: «Решительные действия против Италии в декабре 1935 и против Германии в марте 1936 года могли предотвратить вторую мировую войну». Лондону и Парижу следовало решительно выступить против акта германской агрессии, отмечают в своих воспоминаниях Л. Эмери, а также Дафф Купер — видный деятель консервативной партии Англии предвоенных лет [18].

Чем же объясняет буржуазная историография Англии, ее государственные деятели «фатальное бездействие» правительства С. Болдуина ранней весной 1936 года? Прежде всего настроениями «общественного мнения», английского народа, который тогда якобы стремился сохранить мир во что бы то ни стало. В Великобритании, утверждает Э. Карр, «общественное мнение было шокировано» действиями фашистской Германии, «но в целом было больше заинтересовано в предложениях Гитлера на будущее, чем в осуждении его действий в прошлом». «Англия восприняла событие очень спокойно. Она в целом считала, что немцы имеют моральное право сделать это…» [19],- замечает другой буржуазный автор — Р. Рейнер. Официозную версию об «инертности и безразличии» общественного мнения, заинтересованного в мире, разделяют историк А. Тейлор, консервативные деятели С. Хор, Э. Галифакс, а также видный представитель лейбористского движения X. Дальтон. Но еще определеннее высказывается по этому поводу А. Иден. «Едва ли один человек из тысячи в то время был готов пойти на действия вместе с Францией против оккупации Рейнской зоны Германией. Многие шли даже дальше и считали несправедливым, что Германия лишена возможности делать то, что она хочет на своей собственной территории почти через 20 лет после окончания войны. Эти мнения были представлены и среди моих коллег…», — отмечает он. Однако Л. Иден всячески старается снять с себя ответственность за эту позицию [20].

Насколько справедлива картина, рисуемая Иденом? Какова его личная роль в событиях?

14 февраля 1936 г., получив рапорты генерального штаба и штаба ВВС о том. что вступление немецких войск в Рейнскую зону произойдет в ближайшее время, Иден пишет записку кабинету министров. Англия не должна сражаться за зону, но и отказываться от нее безоговорочно не следует; «было бы предпочтительно» совместно с Францией вступить в переговоры с Берлином «об условиях ликвидации наших прав в зоне», заявлял в ней министр иностранных дел. В итоге правительство отклонило какие-либо военные меры, то есть согласилось с тем, что было главным в предложении Идена. Далее Иден сообщает, что 6 марта он сделал серьезное предостережение о Рейнской зоне немецкому послу в Лондоне Гешу [21].

Через три года после опубликования воспоминаний Идена публицист Колвин подверг сомнению это заявление. Он разыскал телеграмму