Тот настороженно глянул на меня. Я поспешил вмешаться: — мы тебе завтра всё расскажем, ладно? Или сегодня вечером, когда ты отдохнёшь.

Хлопнула входная дверь, а следом послышались голоса наших детей и моих родителей. Оставив меня с малышом, Аллочка вихрем вылетела в прихожую. Следом помчался Пол. Счастливые вопли детей, радостные голоса моих родителей создали общий весёлый шум. Прикрыв глаза, я прилёг на нашу кровать рядом с сыном и блаженно улыбнулся. Всё хорошо, наконец-то мы вместе, и даже грядущий нагоняй от жены не пугал меня. Отругает, конечно. Ну да не страшно. Сказала же, что любит.

* * *

Наша спальня насквозь пропахла нежным запахом младенца. Когда на следующее утро я появился на службе, мужики поводили носами, встречая меня в коридоре, смеялись и подшучивали надо мной. Я знал, что тоже пахну малышом, но ничуть этого не стеснялся. Лишь встреченная в кабинете начальника Нора презрительно скривилась и отвернулась, увидев меня. Но мне-то было наплевать на её недовольство, счастье переполняло меня. Пал Иваныч без задержек подписал мой рапорт на отпуск. Я решил, что Аллочке нужна моя помощь, и она согласилась.

Вечером того дня, когда я привёз её с сыном из роддома, наши дети, посовещавшись, объявили, что они решили назвать брата Артёмом. Нам с женой ничего не оставалось, как согласиться.

Поужинав у нас и полюбовавшись на новорожденного внука, мои родители уехали домой. Дети шумели, кричали, смеялись и визжали в комнате у мальчишек. Артём, искупанный и накормленный, посапывал в своей кроватке, а моя Радость, взяв меня за руку, потянула на кухню.

— Рассказывай! — потребовала она, — чувствую, ты что-то от меня скрываешь!

Я виновато посмотрел на неё и принялся рассказывать о том, что случилось по вине Владимира. Конечно, она вскипела. Я осторожненько прикрыл дверь, чтобы моя громкоголосая Радость не разбудила Тёмку. Что ж, я сам виноват, поэтому выслушал всё, что она обо мне думает. Но всё же мы здорово соскучились друг по другу, поэтому надолго её гнева не хватило. Вскоре она уже сидела у меня на коленях, и мы жадно целовались. Увы, это было всё, на что я мог пока рассчитывать. Моя хорошая очень переживала из-за моего воздержания и даже предложила поласкать меня ртом потом, ночью, но я не согласился. Не принято это у волков. Вот самок да, мы вылизываем с большим удовольствием.

Сразу после ужина на мой телефон позвонила Софья. Я удивился, а она пояснила, что подумала: может быть Аллочка отдыхает. Та не отдыхала, а выдернула телефон у меня из руки и… в общем, можно было подумать, что они не виделись несколько лет. Мне было смешно, но исподтишка я любовался женой. Какая же она у меня красивая, всё-таки! Худенькой её, конечно, не назовёшь, пятеро детей, как — никак. Я не мог спокойно на неё смотреть, а потому, привстав со стула, поцеловал ямочку на локте. Продолжая разговаривать, она удивлённо посмотрела на меня и засмеялась. Софья её что-то спросила, и Радость моя, смеясь, сказала: — тут Олег… — теперь, я слышал, засмеялась Гранецкая. А ну их, подружек — хохотушек. Я отправился к детям.

Глава 9

Ещё через день, вечером, пришли всей семьёй Гранецкие. Моя Радость сразу потащила их к Артёму. Айк лишь мельком глянул и сбежал ко мне, шёпотом пробормотав, что щенок ещё очень маленький. Я обиженно скривился: — ничего не маленький, а очень даже крупный. Карен сказал, что она сама бы его не родила.

Он лишь махнул рукой и потянул меня на кухню: — давай по чуть-чуть что ли, за здоровье сына и матери, — из пакета достал коньяк, лимон, вопросительно посмотрел на меня: — посущественней ничего не найдёшь? — Я углубился в недра холодильника, а Айк залез в шкаф и загремел посудой.

Мы славненько расположились на кухне, потягивая коньячок и лениво обсуждая всякую текучку. Дети носились по дому, как угорелые. Причём девчонки Гранецких, обернувшись щенками, наскакивали на Пола и, повалив его на пол в гостиной, катали по ковру, пока он, задыхаясь от смеха, не стал звать на помощь братьев и сестру. Вскоре взлаивающая, взвизгивающая, рычащая куча волчат и один человеческий мальчишка вывалились из дома и помчались по саду, забыв прикрыть за собой дверь. Я притворил её и вернулся на кухню. Айк к чему-то прислушивался, улыбаясь. Софья с Аллочкой шептались: — а он говорит… я ему отвечаю…

— Нас обсуждают, болтушки, — кивнул я приятелю. Он, подмигнув мне, наклонил голову и по дому тихо, угрожающе, прокатилось низкое ворчание волчьего вожака. Подружки засмеялись, послышались быстрые шаги, и обе они нарисовались в дверях, с интересом оглядывая стол.

— Ничего себе! Уединились, коньячок попивают! Нет чтобы нас пригласить, — моя Радость с улыбкой смотрела на меня.

— Вам нельзя, — захохотал Айк, наполняя наши коньячные рюмки по новой.

— А где торт? — Софья вопросительно посмотрела на мужа. Тот опрокинул в рот рюмашку, притянул её к себе и, ткнувшись носом в живот, шумно занюхал выпитое:

— зачем нам торт, нам и с коньяком неплохо, — он потёрся щекой о Софьину руку, лежащую у него на плече. Она укоризненно покачала головой и вышла в прихожую. Через минуту вернулась с большой коробкой. Аллочка, поставившая на плиту чайник, вынула из шкафа тарелки и чайные чашки:

— Олежек, неси это всё в гостиную. Мы на кухне не поместимся.

Распахнулась уличная дверь, и в дом с рычанием, визгом и смеющимся Полом ввалились волчата. В кухне сразу стало тесно. Дети прыгали, крутились, лезли к нам на руки. Везде были толстые неуклюжие лапы, высунутые языки, смеющиеся мордочки, мокрые холодные носы и, между прочим, множество белоснежных и острых, как бритвы, зубов.

Нахмурившись, Софья громко сказала: — всем немедленно замолчать, обернуться людьми, умыться и быстренько явиться в гостиную. — И рявкнула: — выполнять! — Мы с Айком аж на стульях подскочили, а детишек как ветром сдуло.

Потом мы сидели и пили чай с тортом. Он оказался громадным, сделанным по заказу. Предусмотрительная Софья ещё неделю назад договорилась, чтобы его испекли к сегодняшнему дню. Мы с Айком сладкое не уважали, поэтому нажимали на коньячок. Малышня хихикала, переглядывалась, но не безобразничала: опасались Софью.

Я тоже переглядывался с Айком. Мы решили, что я должен как можно быстрее сказать Аллочке о несчастье с её матерью. Но я не знал, как начать тяжёлый разговор: моя Радость