Старый, но крепкий кузнец Густав, казалось, был выкован из железа не менее искусным мастером, чем он сам. Несмотря на свой возраст, он мог подолгу оставаться в удушливой жаре кузни и работать от рассвета до заката без отдыха. Одни говорили, что у него дар, другие жалели его. Он имел достаточно грозный вид, но все дети в Имфи знали, что если принести ему свежий хлеб и старый кусок железа, то можно получить прекрасную новую игрушку или подарок тонкой работы, на которую массивные мозолистые руки кузнеца казались неспособны. У него был добрый нрав, он любил всех детей, игравших рядом с его домом, и только к собственному сыну у него было особое отношение.

Августу было за двадцать, он должен был уже помогать отцу в мастерской или вовсе заменить его, но вместо этого он сидел на пороге в любую погоду, какая бы ни была, и слушал, как стучит отцовский молот о наковальню. Августа ласково называли «дурачком», он остался в пяти годах, когда с удовольствием гоняются за бабочками или играют в снежки и сидят в доме, с любопытством наблюдая за взрослыми. Густав был разочарован. Он практически похоронил себя в мастерской, куда категорически запретил заходить сыну, но нельзя было сказать, что он не любил своё неуклюжее, глуповатое, по-детски доверчивое чадо. Что бы ни случалось, он защищал Августа, так что если люди и презирали «дурачка», то не смели что-то сказать или сделать ему. Но всякий раз при взгляде на сына в глазах кузнеца читалось разочарование и чувство вины. Он не знал, что делать, но не искал выхода и день за днём продолжал стучать молотом по рыдающему искрами железу, пытаясь хоть на чём-то выместить гнев и вину.

Завидев Аннабелль, он отложил все дела и поспешил встретить гостью. Не успела та поздороваться, как Густав принялся рассказывать о том, как они вместе с Эмилем и Венсаном искали её. Девушка виновато улыбнулась и поспешила сменить тему. Вряд ли что-то могло измениться за последние дни и всё же она спросила, что нового произошло в Имфи, надеясь отвлечься от мучившей её дилеммы на какие-нибудь милые мелочи.

— Да что нового? — пожал плечами Густав, вытирая сухой жилистой рукой лицо и возвращаясь к наковальне. — Тихо всё, заметила?

— Да, чересчур тихо, — согласилась Анна.

— Вот то-то же, что чересчур. Страшно тихо, а всё почему? Знаешь? — он смерил девушку долгим выжидающим взглядом, Аннабелль ответила ему полной любопытства улыбкой, без слов прося продолжить рассказ. — К нам гости пожаловали.

— Эмиль говорил что-то об этом, — задумчиво произнесла она. — Что за гости?

— В том-то и дело. Какие-то они непонятные. Не местные, сразу видно, и говорят не по-нашему, всё шепчутся, ищут кого-то.

— Иностранцы?

— Что? — переспросил старик. Аннабелль повторила. — Не-е-ет, говорят-то на нашем языке, но сложно, вроде твоего. Все с оружием, говорят, что охотятся, но с такими ножами только на войну идти.

— С местными кабанами не повоюешь, — улыбнулась девушка, скрывая волнение. — А они не говорили, кого ищут? Или на кого охотятся?

— Нет, да мы и не спрашивали. Они ведь за последние дни в лес не выходили. Всё сидят в таверне, все пятнадцать человек, да говорят. Иногда расспрашивают, не видали ли мы чего-нибудь необычного. Чудес каких-нибудь, колдовства. И недобро так приглядывают за всеми. Жан говорит, что они всё про ведьму болтали, что в нашем лесу живёт. Тебе ничего подобного не встречалось? — спросил Густав и смерил её вопросительным взглядом. Девушка побледнела, испуганно глядя то на своего собеседника, то в окно, и была уже готова всё рассказать, как вдруг кузнец хрипло рассмеялся. — Будет тебе, я же пошутил! Колдуны в этих местах сто лет назад перевелись. Об этом все знают.

— Да, все, — согласно кивнула Аннабелль. — А мне твоя помощь нужна, — произнесла она, показывая Густаву медальон. — Нашла его в лесу, а он какой-то непонятный. Не снимается, сколько я ни пыталась.

— Как же ты его надела? — спросил кузнец, рассматривая цепочку. — На ней ведь даже замка нет. Резать придётся. Эх, жалко, хорошая работа.

— Можешь оставить его себе, мне не жалко. Если хочешь — тем гостям отдай, они же как раз чудеса искали, — улыбнулась девушка. — Только избавь меня от него.

Старик подозрительно посмотрел на девушку, будто спрашивая, уверена ли она. Девушка кивнула. Он хрипло кашлянул и указал девушке на стул, а сам пошёл за инструментами, которыми перерезал железные прутья. Тем временем дверь в мастерскую открылась, на пороге стоял Август, опустив плечи, как будто с трудом вытягивая из них голову на длинной шее. Увидев гостью, он широко улыбнулся, отчего его глаза странным образом сошлись на переносице, и подковылял к Аннабелль. Юноша уселся возле неё, как верный пёс, и принялся смотреть на девушку с нескрываемым восторгом, точно любовался картиной. Анна улыбнулась и попыталась заговорить с ним, но Август ей не отвечал. Ему казалось, что говорит кто-то другой, но никак не девушка. Он любил смотреть на красивые вещи, часто носил с собой найденный на обочине дороги цветок, зачастую ради красивого букета он полностью разорял соседские клумбы, за что получал нагоняи и расстраивался до слёз. Плакал он и когда его бесценное сокровище увядало, не оставив и следа от своей красоты.

— Они всё приглядываются к нему… Нехорошо так, — произнёс вернувшийся Густав.

— Всё будет хорошо, они его не тронут, — обнадёжила его девушка. — Август же у нас не колдун.

— Он-то? — хохотнул старик. — Да он и мухи не обидит. Давай сюда своё ярмо.

Он ловко подхватил цепочку и перерезал её одним движением. Стоило ему это сделать, как разрезанные концы соединились вновь, сверкая в свете свечей, будто насмехаясь над Густавом. Он попробовал ещё раз — всё то же. Тогда он начал остервенело щёлкать огромными ножницами, натягивая цепочку так, что она до боли впивалась в шею Аннабелль, но