Шрифт:
Закладка:
– То есть, в Генеральном штабе уже готовятся к поражению?! – нахмурился «топограф».
– Уважаемый господин полковник, умный человек всегда сможет выпутаться из неприятной ситуации, мудрый – никогда в такую ситуацию не попадет! Для всех нас интересы великой императорской Японии превыше всего! Мы обязаны предусмотреть все варианты развития событий на всех театрах военных действий. Мы должны проявить мудрость и не соваться в придуманные «чужими стратегами» авантюры… Бессмысленно помогать смертельно больному… А немного позже, используя уже «наш» уран, мы при случае поможем себе!
– Идея неплохая, но есть одно крохотное «но»… – Генерал щелкнул крышкой портсигара, закурил и, окутываясь ароматным дымом, напомнил: – Немцы пришлют человека с самыми широкими полномочиями, полученными от Гиммлера и даже от самого фюрера… Не думаю, что Гитлер обрадуется, если узнает, что мы решили его, извините, «надуть» и вряд ли немцы вот так запросто откажутся от «особо ценного груза»… Могут возникнуть серьезные осложнения…
– Мы думаем об этом, – широко улыбнулся представитель разведки. – До «великого германского рейха» очень далеко… Откуда им знать: а вдруг подлодку утопили союзники и она погибла вместе с грузом – покоится где-нибудь на дне океана? Погибла! И все погибли…
…Ветер доносил из степи горьковатый аромат полыни, а в ярко-голубом небе, изредка взмахивая крыльями, парил коршун, с безопасной высоты разглядывая людей в военной форме. Военных коршун любил: где солдаты, там всегда большая драка, там всегда много сладкой падали… Если бы коршун был провидцем и мог говорить, он, вероятно, шепнул бы японским генералам, обсуждавшим возможность использования «грязной атомной бомбы», что до 9-го августа 1945 года осталось всего 479 дней…
12
Служба в военно-морском флоте во все времена была окружена неким ореолом романтики: суровые сильные мужчины поднимали белоснежные паруса своих каравелл, галеонов, корветов и бригантин и уходили за горизонт, где их ждали неведомые земли, моря-океаны, дымно-огненные морские сражения и грозные, неукротимые шторма… Якоря, пушки, бескозырки-капитанки, тельняшки и кортики. «Отдать швартовы! Полный вперед! Курс норд-норд-вест…» Но, как только шхуна отваливала от длинного пирса, оркестр складывал свои сверкающие трубы и уходил в трактир пить водку, дамочки, утирая неудержимо бегущие слезы, расходились по домам – им предстояла невероятно трудная работа – ждать, а на шхуне… А на шхунах-корветах начиналась самая обычная служба, где романтики было чуть больше, чем «ноль целых, ноль десятых», а вот рутинной скучноватой работы – хоть отбавляй или торгуй на вес! Воинская служба, подобно лукавой красотке, заманивает блестящими парадами, красивой формой и вкрадчивыми речами про «строгую мужскую жизнь, честь, долг и служение Отечеству», но когда доверчивый мужчинка уже «очарован-окольцован», вдруг выясняется, что в армии, как и в семейной жизни, парады и праздники вещь ну очень редкая… Служба – это прежде всего обычная работа, «пахота»! А во время войны эта пахота становится еще во сто крат тяжелее и приносит очень мало блестящих орденов, но очень много потерь, ужаса, боли, крови и смертей…
Жизнь на подводной лодке во время длительной «автономки» весьма напоминает будни больничной палаты или тюремной камеры: подъем-отбой, завтрак-обед-ужин, дни плетутся друг за другом как бесконечный строй унылых близнецов в сереньких рабочих робах. Всплытие-погружение, вахта-отдых-вахта – «пахота»…
После неприятной бомбежки, когда британская «Каталина» чуть не отправила «Сен-Току» на «вечный отдых» в темные морские глубины, миновало около двух недель, в течение которых японская субмарина благополучно прокралась-обогнула Британские острова, тихо проскользнула экватор, вдоль западных берегов Африки спустилась на юг, оставила за кормой мыс Доброй Надежды и вырвалась в голубые просторы Индийского океана…
– Вот, Хейтц, послушайте-ка… «Мир принадлежит тому, кто храбрее и сильнее. Мы не спрашиваем, когда хотим взять чью-либо жизнь и имущество. Мы с колыбели обрекли свою жизнь войне. Мы не верим ни во что, кроме силы нашего оружия и нашей храбрости. Среди детей фиордов боги любят только воинов. Боги ждут в Валгалле тех, кто умирает в битвах. Вотан – отец богов и людей фиордов. Для них он открыл Валгаллу и только их ждет в ней! Люди фиордов – племя богов! Все другие рождены волей низких богов, их кровь черна, они – ничто! Только гордые дети Вотана повелевают сушей, они владеют морем, они управляют низкими племенами. Драккары – драконоголовые корабли викингов несут на своих могучих спинах ярлов – королей моря и фиордов… Люди всегда делились на племена отважных волков и презренных трусливых овец! Викинги – волки среди волков, им покоряется весь мир… Так поют скальды, слагая саги о великих героях…» – Кремер, заложив страницу пальцем, прикрыл книгу и насмешливо посмотрел на корветенкапитана. – А веселые это были ребята! Я о викингах… До чего же все в нашей жизни забавно устроено: сотни лет пронеслись, а ничегошеньки не изменилось! А почему? А потому, дружище, что как был человек скотиной, так и остался! Значит, Вотан, Тор, Бальдур, валькирии, Создатель и вся прочая рать изначально замыслили этот мир как поле драки между волками и овцами, нет?
– «И нет ничего нового под солнцем…» – Хейтц, уже почти забывший о своих ранах и болячках, без особого интереса выслушал цитаты из книжки про «благородных пенителей морей» и комментарии штурмбаннфюрера и подвел «свой» итог. Потом немного помолчал и добавил: – «Весло ли галеры средь мрака и льдин, иль винт рассекает море, – у Волн, у Времени голос один: “Горе слабейшему, горе!”». Это – Киплинг, английский поэт…
– А про «под солнцем» – тоже Киплинг? – эсэсовец явно забавлялся. – А по-моему, это вроде бы какой-то еврей довольно метко подметил… Ну, неважно! Вы, дорогой герр капитан, мне лучше скажите вот что: откуда такое великолепное знание английского языка? Мне даже кажется, что он вам чуть ли не больше родной, чем хохдойч, нет?
– Все шпионов ловите, герр штурмбаннфюрер? – корветенкапитан недобро усмехнулся и презрительно покосился на товарища по каюте. – Я
