а людей, неугодных ему, имевших собственное мнение и вскрывавших недостатки в работе, жестоко преследовал, шантажировал и открыто угрожал „сгноить“ их в тюрьме, „выгнать из Азербайджана“… Многие руководящие работники преследовались путем составления на них компрометирующих материалов…». В документе приводились многочисленные конкретные примеры, подтверждавшие эти выводы[181].

Судя по данным, приведенным в цитируемых выше документах, компромат использовался не только против оппонентов, но и для подчинения окружения Багирова, включая и тех, кто считался его союзником. В темном мире советской политики доверие было в таком дефиците, что многие секретари предпочитали рассчитывать на поддержку тех сотрудников, в отношении которых имелись дополнительные рычаги воздействия. Компромат мог служить бонусом для доступа в руководящие круги регионов и республик — и не только в Азербайджане[182].

В упомянутом выше докладе ЦК, составленном в декабре 1953 года, имеются указания на некий шаблон: в верхние слои азербайджанской элиты нередко попадали люди, в отношении которых имелись компрометирующие материалы, и лица, «не внушающие политического доверия». Среди них назывались «выходцы из буржуазно-кулацкой среды, вплоть до сыновей миллионеров, люди, связанные родством с эмигрантами и скомпрометированные на прошлой работе», родственники репрессированных и т. д. «Все эти люди, — говорилось в докладной записке, — были нужны Багирову для того, чтобы через них выполнять свою волю»[183].

В целом можно сказать, что случай Азербайджана дает нам относительно надежный пример того, каким образом компромат мог применяться для сплочения руководящей сети.

Неформальное исключение

Еще один механизм консолидации сетей можно назвать неформальным исключением, примеры которого наблюдались, в частности, в деятельности первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана У. Ю. Юсупова, который возглавлял эту республику с 1937‐го по 1950 год. Подобно другим секретарям, Юсупов консолидировал свою власть, действуя по двум направлениям. Первое из них — традиционные методы авторитарного контроля в отношении аппарата, описанные выше. Принуждение и разного рода репрессии вполне годились для Узбекистана с его преимущественно монокультурной экономикой, ориентированной на производство хлопка (в соответствии с планом 1947 года республика должна была собрать 71 % хлопка, выращенного в СССР). Узбекское хлопководство опиралось на широкое применение ручного труда. Ведущую роль в сезонном привлечении несельскохозяйственной рабочей силы к уборке хлопка играл низовой партийный аппарат. В сезон 1947 года ему удалось направить в деревню более 190 тысяч горожан. Той осенью школьники в возрасте от 11 до 17 лет и студенты техникумов были на три месяца оторваны от занятий. В Наманганской области милиция задерживала людей на базарах, сажала на грузовики и под конвоем отправляла в колхозы[184].

Внешним проявлением доминирования Юсупова в республике было развитие культа его личности, во многом подражавшего культу главного советского вождя. Статьи и речи, изданные за подписью Юсупова, столь широко пропагандировались и восхвалялись, что в ряде случаев замещали московские директивы. В феврале 1947 года ЦК ВКП(б) провел один из своих редких послевоенных пленумов, на этот раз посвященный сельскому хозяйству. Резолюции пленума печатались в «Правде» и распространялись в виде массовой брошюры для изучения на партийных собраниях. Однако в Узбекистане популяризовались вовсе не резолюции ЦК, а последняя статья Юсупова о сельском хозяйстве. Такое же частичное замещение наблюдалось в визуальной пропаганде. Многочисленные портреты Юсупова (наряду с портретами Сталина и других вождей, конечно) украшали госучреждения и такие общественные пространства, как площади, клубы и парки культуры. Хотя в качестве символического жеста бюро ЦК Компартии Узбекистана с благословения Юсупова требовало убрать часть из них, большинство узбекских функционеров не собирались всерьез принимать этот приказ и просто игнорировали его[185]. Статус местного вождя не просто определялся секретарской должностью Юсупова, но являлся также результатом целенаправленного формирования и консолидации его собственной руководящей группы.

Юсупов, родившийся в крестьянской семье одного из кишлаков в Ферганской области, в 1916 году, в возрасте шестнадцати лет, пошел работать на хлопкоочистительный завод. Спустя восемь лет вступил кандидатом в партию. Это открыло новые карьерные горизонты. Юсупов стал профсоюзным и партийным функционером. С конца 1934‐го и по конец 1936 года он был слушателем курсов марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б) в Москве. Это несколько отдалило Юсупова от вершин узбекской власти. Но, как оказалось, вполне вовремя. Не связанный со старым руководством республики, уничтоженным в ходе террора, в сентябре 1937 года он стал первым секретарем республиканской парторганизации.

Ил. 2. Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана У. Юсупов выступает на собрании по случаю 70-летия И. В. Сталина 21 декабря 1949 года. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)

Ко второй половине 1940‐х годов, после десяти лет управления Узбекистаном, закаленный, не очень образованный, но понимающий советские политические реалии руководитель превратился в опытного секретаря. Уже в начале 1948 года в докладе комиссии ЦК ВКП(б), посетившей Узбекистан, роль Юсупова описывалась следующим образом: «Тов. Юсупов в погоне за личным авторитетом стремится решать вопросы единолично, казаться всегда инициатором в постановке всех вопросов»[186]. «На всякое возражение или несогласие с его мнением со стороны отдельных членов бюро тов. Юсупов реагирует крайне болезненно», — говорил на пленуме ЦК Компартии Узбекистана в феврале 1948 года второй секретарь республиканской компартии Н. И. Ломакин[187]. Материалы московской проверки свидетельствовали, что руководство республики, и в первую очередь ее партийные руководители, по сути, превратились в клиентов Юсупова:

Секретари ЦК КП(б) Узбекистана… в своей практической работе не принципиальны и по существу выполняют функции не секретарей ЦК, а помощников и советчиков тов. Юсупова. На одном из заседаний бюро второй секретарь ЦК т. Ломакин подхалимски заявил: «Золотые Ваши слова, Усман Юсупович, как бы их только не забыть»[188].

Трудно предположить, что такое восхваление патрона было искренним. Однако лояльное окружение Юсупова могло воочию наблюдать результаты возможной опалы, которой подвергся, в частности, глава республиканского правительства А. А. Абдурахманов. Юсупов не только решал все важнейшие экономические вопросы, которые формально находились в ведении Абдурахманова, но и взял в свои руки подбор кадров для правительства. «Тов. Юсупов, — утверждали московские контролеры, — игнорирует тов. Абдурахманова, не дает возможности развернуть ему работу в советских органах, часто подменяет его, старается доказать, что тов. Абдурахманов — слабый работник, лентяй»[189]. Такая тактика неформальной изоляции одного из высших руководителей республики вместо его полного изгнания с должности давала Юсупову многие преимущества. С одной стороны, Юсупову не