Я должен был поблагодарить ее, потому что вместо того, чтобы думать о голых ногах Кэт, или о стройной линии ее шеи, или о том, как изящно ее запястье лежит на руле, я провел следующие несколько часов, гадая, почему моя лучшая подруга так упорно хранит секреты.

Может быть, она хранит свои по той же причине, по которой я храню свой.

Потому что правда может разлучить нас.

Глава 6

Кэтрин

— Хочешь подкинуть или… — Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста, скажи «нет».

— Когда ты должна встретиться с Арией? — спросил Кэш.

— У нас нет расписания. Она даже не знает, что я приду, но думаю, что лучше раньше, чем позже.

— Тогда давай сегодня же отправимся в Орегон.

Слава Богу. Я бросила монету на кожаное сиденье, не заботясь о том, что она застрянет в щели и навсегда исчезнет в «Кадиллаке». Затем завела машину и отъехала от мотеля, где мы останавливались прошлым вечером.

Эта поездка была худшей идеей, которая приходила мне в голову за последние годы. На самом деле, это была идея Джеммы, так что я возлагала вину на нее.

Я хотела добраться до Херон Бич, отдать машину Арии и сесть на ближайший самолет до Монтаны. Предполагалось, что она возьмет машину. О боже, что, если она не возьмет машину? Что, если мне придется возвращаться с Кэшем?

Я мысленно помолилась, чтобы Ария купилась на эту затею с передачей «Кадиллака», потому что я ни за что не поехала бы в Калифорнию, и я не знала, смогу ли пережить еще один неловкий и напряженный день с Кэшем.

Как до этого дошло? Как получилось, что двум людям, которые могут заканчивать предложения друг за друга, так мало что сказать? Никогда бы я не подумала, что это путешествие окажется таким мучительным. Я имею в виду, я ожидала, что это будет тяжело, потому что втайне любила его. Но не тяжелее, чем в любой другой обычный день.

Это была моя вина. Он знал. В ту первую ночь Кэш, должно быть, понял, что мои чувства к нему были не совсем платоническими.

Я, мои обнюхивания и долгие объятия. Я слишком долго пялилась на него за ужином в «Гаррис Суппер Клаб». Я была слишком счастлива, что он бросил Дэни.

Он знал.

Вчера он почти не смотрел мне в глаза, а когда смотрел, в его взгляде была сдержанность, как будто он сознательно взвешивал каждое движение. Он положил руку мне на плечо, понял, что прикоснулся ко мне, и, вероятно, испугался, что я приму этот жест близко к сердцу, и отдернул руку так быстро, что мог бы вывихнуть плечо.

Я хотела заползти под переднее колесо и позволить ему переехать меня.

И он был не единственным, кто взвешивал свои слова. Я боялась заговорить, опасаясь, что он увидит, насколько глубокой была моя влюбленность.

С этим нужно было заканчивать. Если поедем прямо сегодня, то сможем добраться до побережья. Будем на шаг ближе к тому, чтобы объявить эту поездку неудачной и вернуться домой.

Радио работало на пониженной частоте, и в нем слышались помехи, поэтому я переключилась на другой канал. В «Кадиллаке» было спутниковое радио и Блютуз для моего телефона, но необходимость переключать станции каждые сто миль была хоть каким-то занятием. Двадцатисекундное извинение за удушающую тишину.

Кэш узнал песню. Черт. Я напряглась, ожидая и…

Рассеянный, пронзительный свист вырвался у него сквозь зубы. Я перестала скрывать, что меня не передергивает.

Не то чтобы он заметил. Кэш стоически смотрел на дорогу.

— Далеко ли отсюда до Херон Бич? — спросила я.

Кэш ввел его в GPS своего телефона.

— Около десяти часов.

Дурацкий четвертак. Вчера монета привела нас назад. Мы поехали на юг, но зашли слишком далеко на восток, в направлении, прямо противоположном тому, куда нам нужно было направиться. Вселенная сговорилась против меня.

Мы снова были в Айдахо, проделав обратный путь из Вашингтона. Вчера вечером мы остановились перед ужином и поселились в отеле на окраине Бойсе. Чтобы не заставлять нас собираться за неудобным ужином, я сказала Кэшу, что устала от долгого дня за рулем. Мы купили сэндвичи и поели в одиночестве в своих номерах.

Я пыталась дозвониться до Джеммы, но она не отвечала. Лидди и Кэрол тоже. Поэтому я посмотрела фильм по телевизору и пораньше легла спать.

Почему я думала, что эта поездка будет более захватывающей? Конечно, сельская местность была красивой. Там был один участок шоссе, который был настолько скрыт деревьями, что казалось, будто мы едем по зеленому туннелю, покрытому листвой. Но, кроме редких остановок на заправке, когда мы покупали сахар и нездоровую пищу, бесконечные километры начали сказываться.

— Как прошел твой вечер? — спросил Кэш. На нем были солнцезащитные очки, защищавшие глаза.

— Отлично. А твой?

Он повел плечом.

— Отлично. Смотрел игру. Лег рано.

Какая игра? Кто победил? Ты хорошо спал? Вопросы, которые я обычно задавала до того, как наделала глупостей. Теперь я боялась, что если он заставит меня смеяться, если он заставит меня улыбнуться, стена треснет, и он увидит правду, просвечивающую сквозь нее.

Я не люблю Кэша.

Даже я не купилась на собственную ложь.

— Я тут подумала, — сказала я, делая глубокий вдох. — Когда мы вернемся домой, я начну искать себе жилье.

— Что? — Кэш пошевелился и заправил солнцезащитные очки в свои темные волосы. Его карие глаза этим утром были такими яркими, словно в них смешались мед, шоколад и шалфей. Даже с опущенным верхом «Кадиллака» солнечный свет отражался от золотистых бликов.

Я не отрывала взгляда от дороги, а руки были прикованы к рулю. Я бы ни за что не справилась с этим, если бы смотрела в его глаза.

— Тебе нужно личное пространство. Мне тоже. Идея быть соседями какое-то время работала, но на самом деле в этом нет смысла. Мы взрослые люди. Мы можем жить одни.

— Это из-за Дэни?

— Нет. — Отчасти. Когда он все-таки найдет женщину, которая согласится лечь с ним в постель, я не хотела находиться в другом конце дома.

Кэш надел солнцезащитные очки, и его бородатый подбородок начал подергиваться, когда он смотрел вперед. Миля за милей. Минута за минутой. Отсутствие его ответа заставляло мое сердце замирать, удар за ударом. Неужели ему было все равно? Неужели он не мог притвориться, слегка возразить или сделать вид, что ему нравилось, что я была его соседкой последние пять лет?

Наконец, он сказал:

— Ладно.

Ладно. Ауч. Его отказ был хуже,