Шрифт:
Закладка:
Фронт работы был обширным, но из-за неустойчивого положения власти большевиков на юге страны, а также недостатка снабжения литераторы часто оставались без заработка.
В одну из таких вынужденных пауз друзья ради пропитания пустились на авантюру. Кто-то придумал выдать Серафиму замуж. На свадьбе можно поесть до отвала, да и подарки невесте тоже не помешают.
В качестве жениха был выбран случайный поклонник, уже немолодой, ничем не выдающийся служащий, который очаровался юной прелестницей на одном из литературных вечеров. Он тоже писал стихи, но несерьезно – небрежно и словно стеснялся своего творчества. Даже подписывал их неопределенно – Мак.
Несомненным достоинством Мака был доступ к продовольствию, в голодном крае возводивший его в ранг почти что Всевышнего. Узнав о продуктовом изобилии, компания взяла нового знакомого в оборот. Друзья сговорились скрыть сожительство Симы с Юрой и что они вовсе не влюбленная пара. Все это делалось ради того, чтобы раскрутить Мака на угощения.
Симочку Мак обожал, он был готов на все, лишь бы находиться рядом с нею. Как же иначе? Юная, легкая, звенящая! Один ее смеющийся взгляд – и к ее ногам падало все, что душа пожелает.
Без всякого зазрения совести молодые люди уплетали за обе щеки продукты. Но этого им оказалось мало. Хотелось наесться так наесться, чтобы от пуза. Времена-то голодные!
Молодые литераторы вздумали закатить пир горой. За счет жениха, конечно же. Опьяненный счастьем Мак не скупился, он делал все, что велела веселая компания.
Юности свойственна разовость, словно жизнь можно переписывать на чистовик бесконечно. Попробовать кокаин, выкурить сигарету, сходить замуж – один раз не считается. В силу своей еще детской наивности и отсутствия жизненного опыта Серафима не воспринимала происходящее всерьез, даже когда вполне по-настоящему регистрировали их с Маком брак.
Невеста знала: все понарошку, сейчас поиграют в свадьбу и разойдутся. Никто ее в обиду не даст, ведь рядом любимый и сестры. Любимый ничуть не препятствовал рождению новой ячейки общества, он с волчьим аппетитом наворачивал угощения со свадебного стола. И лишь оставшись наедине с мужем, Симочка поняла, что все всерьез.
Пьяные гости разошлись, рядом ни друзей, ни сестер. Каких ухищрений стоило ей не допустить до себя вмиг опротивевшего Мака!
На следующий день она от него ушла.
После той истории с нелепым замужеством Сима продолжила жить с Юрой. Для всех это была ловкая афера, веселая и прибыльная. И никто не задумывался о ее чувствах, о том, что, по сути, вся компания использовала девушку.
Сима тоже старалась не задумываться о произошедшем. Обстановка в стране способствовала тому, чтобы жить одним днем. Лишь спустя время пришло понимание, как подло с ней поступили близкие люди.
Юра, ее любимый Слонёнок, каким бы нежным и талантливым он ни был, в тот момент перестал для нее существовать как мужчина. Он своими руками отдал ее другому. За шмат колбасы.
Катя
Августовский вечер теплым, уютным пледом окутал дачный поселок. Рядом с террасой, покачивая ветками на ветру, наклонив ветки с поспевающим богатым урожаем, о чем-то шептались яблони.
Катерина с грустью смотрела на все это великолепие: ей давно хотелось и дачу с садом, и террасу, на которой приятно пить чай, и сауну, и бассейн во дворе. Хорошо тут, на даче. Один недостаток – хозяева. Алка еще ничего, а вот Кисель – душнила! Катя находилась в его обществе от силы минут двадцать, а устала от него, словно провела с ним не менее двух недель.
У Киселёва проблемы. Тут Катя с трудом делала сочувственную мину. Предки обеспечили Павлика с ног до головы: и этот коттедж ему папа построил, и бизнес подарил, и квартиру в новом доме на Удельной. Если бы Павлуша сам на все заработал, тогда и отношение к нему было совершенно иным, Быстрова его уважала бы. Кстати, проблемы у Киселя как раз с бизнесом. Кто бы сомневался. Потому что, чтобы заниматься бизнесом, нужны мозги, которых у Павлика никогда не было.
– Все они, эти чинуши, суки! – разорялся Киселёв. – Продажные, ничтожные суки!
– Да, да. Они такие, – соглашалась Катерина.
– Зажрались! Деньги уже из ушей лезут, а им все мало!
– Тебе рыбки нарезать? – суетилась вокруг мужа Алла.
– Нет! Ненавижу рыбу! Хотя нарежь! Нет! Я сам ее нарежу! Настругаю в винегрет эту его «Рыбу»! – голословно грозился Кисель.
– Все обойдется, – принялась успокаивать его Алла. Она прижала полысевшую голову Павла к своей плотной груди и стала гладить ее, как мама.
Катя отвернулась к яблоням, делая вид, что любуется ярко-розовыми, похожими на снегирей плодами. Малыш нашел себе мамку! Без смеха на это смотреть невозможно.
– И ничего, ничего нельзя сделать! – снова завел свою шарманку Кисель.
Эту историю Катерина слышала от супругов Киселёвых несколько раз, буквально с первого же дня их встреч. Отдельно от Аллы с причитаниями, отдельно от Павла с угрозами и проклятиями в адрес обидчиков, а также совместное повествование, звучавшее преимущественно из уст Павла, в то время как Алла больше поддакивала.
Суть заключалась в следующем. Массажный салон Киселёва хотят закрыть. Кто-то там из районной администрации. Перед этим еще грозятся вкатить штраф, чтобы не ерепенился. Короче, Киселю пришли кранты – накрылся его салон медным тазом.
Хуже нытья Киселёва были его шутки. Тупые, примитивные шутки! О том, что Паша шутит, можно было догадаться по паузам, которые он делал для предполагаемого смеха публики. Публика, по обыкновению, реагировала вяло, и Кисель смеялся за всех. Если Киселёв принимался что-нибудь рассказывать, то делал это со всеми подробностями, показательно гогоча в смешных, по его мнению, местах, и, не получив должной поддержки, вставлял протяжное «во-о-от» или «такая фигня».
Но еще хуже было его пение. Внезапно Кисель мог затянуть песню, и Катино терпение мгновенно заканчивалось. Под любым предлогом она старалась покинуть территорию акустической атаки. Как заметила Быстрова, жена Павла делала то же самое.
– Они же, сволочи, при власти! Никакой закон им не писан. Любой суд будет на их стороне. Потому что