Удобно устроившись в засаде и держа наизготовку лук, он ждал появления дичи, но дичь, увы, не спешила стать ужином. За все время, что Эрвин провел в засаде, в его поле зрения попала лишь грациозная лань с совсем еще маленьким олененком. Эльфу стало жаль лишать малыша матери, и он отвел лук в сторону.

Эльф просидел, наверное, с час, а может, и больше. Все это время над ним непрестанно зудели комары, вилась мошка. Далеко отходить от лагеря Эрвин не решился.

Не шевелясь и напряженно вслушиваясь, он стал почти невидимым, слившись с окружающей природой. Подобным талантом обладали все эльфы, леса были их родной стихией. Правда, трудно было сравнить сию топь и его родной Саренд.

Воспоминание о доме, как всегда, отозвалось в его сердце тоской. Каждый эльф чувствовал незримую и прочную связь со своим лесом, и сейчас Эрвин острее, чем когда-либо, ощущал, насколько тот далек.

В его памяти всплыли молчаливые ряды сосен, елей, лиственниц и пихт. Все это причудливо перемешивалось и радовало взгляд, наполняя душу покоем.

Посреди Саренда высится хрустальный дворец, переливающийся всеми цветами радуги. На его длинных шпилях развиваются штандарты лесного народа — два вставших на дыбы единорога, обращенных друг к другу. Резные витражные окна приветливо взирали на близлежащий пруд, в котором плавали белые кувшинки. Феи, маленькие крылатые существа, лениво лежали на их лепестках или нежно перебирали пальчиками тончайшие паутинки, рождая грустные мелодии.

Вокруг Радужного Дворца, тут и там, расположились небольшие домики, также выполненные из горного хрусталя. Жилища эльфов не имели ничего общего с людскими строениями. Треугольные крыши начинались прямо от земли. Они острыми углами уходили в небо, а внутри были дома, не очень большие, но всё-таки были.

Ночью Саренд становился еще прекраснее. Под ясным светом Катари, большой белой луны, каждый домик излучал свое собственное сияние. Сквозь лапы исполинских елей сверкали небесные звезды, словно крупные бриллианты на короне царя эльфов. Стайки светлячков, как трудолюбивые пчелки, носились туда-сюда в бесконечном движении.

Много легенд слагали про волшебный лес люди. Но чужаков не приветствовали под его кронами. Если человек вторгался в его владения, лес сразу давал безмолвный отпор. Саренд умел постоять за себя, пристально взирая на свои границы мириадами глаз: каждой иголкой, камнем, травинкой, каждым живым существом, населяющим его, подобно единому и неизмеримо могущественному организму. И поэтому, людская нога так и не ступила на территорию Лесного Царства, даже не смотря на то, что легионы Южной Империи стократ превосходили численностью всех вместе взятых эльфов.

Эрвин грустно улыбнулся. Воспоминание о доме всегда озаряло его душу светом, когда ему казалось, что он бродит во мраке.

Так почему же он покинул столь горячо любимую родину?

Потому что он был единственным наследником древней и великой династии Харемов, но роль, навязанная Эрвину его сиятельным отцом, претила принцу. Наследник устал от безмерной опеки и последней каплей терпения стало известие о предстоящем брачном союзе с той, что своей волей выбрали для него отец и мать.

Эльфы — однолюбы. Они могли полюбить лишь один раз за свою очень долгую жизнь и больше никогда не познать это чувство. И навязанный царственными родителями брак казался Эрвину сродни с Закатом Вселенной.

Он ушел. Сбежал из Радужного Дворца, скрываясь под покровом ночи, и долгое время провел в странствиях и поисках. Что же искал Перворожденный? Эрвин и сам не смог бы дать точный ответ на этот вопрос. Должно быть, искал свою судьбу.

Его путь пролегал на восток, захватывая берега Железного моря, через холмы Изкорота, сквозь города и поселки людских племен, но так и не нашел своего предназначения, а истинная эльфийская душа все настойчивее тянула его в Саренд.

Из своего укрытия Эрвин видел, как белый маг покинул лагерь, и мысли эльфа снова вернулись к насущным проблемам.

Конечно, Перворожденный понимал, что чародей спас им всем жизнь, но светлые маги не убивают — такова их суть и клятва, принесенная при вступлении в Белый Орден.

Прежде при взгляде на Йена эльфу казалось, что маг, несущий штандарт света и добра, воплощает собой чистоту и непогрешимость, но теперь эти ощущения остались в прошлом. Чьи-то могущественные длани легли на плечи чародея и затмили исходивший до этого от него белоснежный свет. Словно тонкая серая паутина марала его облик. Такое под силу лишь богам. И если это богиня тьмы, то…

А что тогда? У него ведь нет никаких доказательств, лишь эти неясные предчувствия, основанные на интуиции, и не более. Но все, что Эрвин знал точно — он не позволит Медегме заручиться еще одним способным адептом, причем Йен даже не догадывается, что кто-то иной с легкостью умелого кукловода использует его в каких-то своих, никому не понятных, целях. Да и способны ли смертные в должной мере постичь мотивы творцов, тех, кто стоит выше всего сущего?

Но Эрвин не может позволить Тьме распространиться дальше, уничтожить родной Саренд, сжечь и выкорчевать его вековые деревья. Эльф отдаст свою жизнь, коли придется, чтобы предотвратить ее наступление. И даже если для этого ему придется убить ступившего с праведной тропы мага, что же, он это сделает!

Мрачные мысли Перворожденного прервала выбежавшая на поляну стайка куропаток. Он успел подбить четверых, прежде чем птицы обнаружили опасность и скрылись.

Эльф выбрался из укрытия и выдернул стрелы из тушек. Вытерев их наконечники о траву, он сложил их обратно в колчан. Сегодня их отряд ждет отличный ужин.

Птиц было жаль, но каждый в этом мире имеет свое предназначение и, наконец-то, эльф нашел свое.

***

Ташин не знал, сколько пролежал без движений на холодной земле. Время потеряло свое значение в круговороте его хаотичных мыслей. Если весь их маленький отряд погиб, то он остался один в этом странном и жутком болоте.

Воры были всегда смелым народцем, не испытывающим страха, но чувство потерянности все-таки прочно поселилось в его душе.

Семья Ташина погибла, его же выгнали за долги и он ушел в надежде однажды вернуться и вернуться не с пустыми руками, а с набитыми до отказа золотыми монетами карманы, чтобы выкупить землю. Юноша надеялся, что клад в катакомбах все еще ждет его и никем не найден.

Но как говорится: человек предполагает, а боги располагают. Думал ли он, что судьба забросит его в Карпенские болота? Конечно же, нет! Зато он теперь может поведать Рэль о своем поединке с громадной птицей! Жива ли девушка? Было в полуэльфийке что-то такое, что заставляло к ней тянуться. Он рассказал бы ей и о затерявшемся в густой и вечнозеленой листве островке из огромных белых камней, которые на самом деле вовсе и не камни, и о том, как улизнул от огромной птицы. Рэль, конечно, не поверит, но обязательно выслушает.

У Ташина никогда не было друзей. В родной деревушке его многие обходили стороной, считая общество нищего недостойным для себя. Никого не трогала чужая беда. Все тряслись только о себе и своих проблемах. Здесь, в людском обществе, была та же история, только вот люди просто боялись за сохранность своих карманов, и стоило ему задержаться на какое-то время возле кого-нибудь, как человек сразу настораживался и спешил прогнать его прочь. Почему было так? Наверное, внешность подростка казалась слишком подозрительной…