новые, стоят, точно военным строем, по сторонам безукоризненно прямой дороги. Деревня заканчивается площадью — здесь, на одном из домов, где, верно, раньше был трактир, уцелела вывеска с изображением улья. Любопытно, как этот масонский символ из усадьбы переселился на село, переменив свое значение эмблемы на роль вывески. Подобно деревенским домам, постройки усадьбы расположились также по линейке и ранжиру, точно полки и дивизионы на плац-параде. Как всегда, два обелиска серого камня, увенчанные шарами, отмечают въезд. Дорога вступает здесь в липовую аллею в четыре ряда деревьев. Посередине — проезд, по сторонам — пешеходные дорожки. Аллея кончается перед двором. Здесь снова отмечен въезд двумя псевдоготическими башнями, напоминающими несколько те, что поставлены по сторонам въезда в Петровский дворец под Москвой. По сторонам этих ворот выстроены два Г-образных флигеля со стрельчатыми окнами и круглой, также псевдоготической башней на углу с конусообразным завершением. Фасады этих флигелей вместе с воротами образуют общую прямую линию, ограничивающую впереди парадный двор. Эти постройки, так же, впрочем, как и все остальные, здесь по-казенному окрашены в желтый и белый цвет. Деревянные решетки на каменном фундаменте с двух сторон охватывают cour d’honneur. Их прерывают боковые ворота, сложенные из белого камня, с устоями, украшенными сдвоенными тосканскими колоннами. Решетки снова упираются в Г-образные флигеля, соединенные уже с домом посредством галерей с арочными пролетами, галерей, пересеченных четырехгранными башнями. Здесь, в арки входов, вписаны просто и лаконично две тосканские колонны, несущие антаблемент; под ними непосредственный выход в парк. В центре всей планировки — дом, четырехугольный массив с бельведером, украшенный четырехколонным тосканским портиком, к которому ведет со стороны двора лестница. За этой замкнутой цепью усадебных построек расположены по сторонам два хозяйственных флигеля, снова совершенно симметричные и, на некотором отдалении, четыре небольшие беседки-павильоны, очень необычные по своей пятиконечной форме. Возможно, что они являются остатками когда-то процветавших в Осташове масонских увлечений. Сейчас, выломанные внутри, они исполняют, увы, несколько иное назначение, впрочем, уже ставшее слишком хорошо знакомым. Интересно, что все перечисленные здания сохранились так, как показывает их чертеж 1809 года, сохранившийся в Историческом музее. Этим временем приблизительно следует датировать построение всей усадьбы. И это тем более интересно, что примененные здесь псевдоготические мотивы — круглые “феодальные” башни, стрельчатые окна, зубцы — преспокойно уживаются, как-то спаялись, правда довольно неожиданно, с ампирными формами архитектуры. Именно благодаря осташовским постройкам удается связать “вторые пути” русской архитектуры XVIII века, то есть "барочную" псевдоготику с ложным готицизмом 30—40-х годов XIX столетия. В Осташове имеются довольно примечательные сооружения и этого рода. Прежде всего — хозяйственный двор. Это снова Г-образное здание о двух совершенно неодинаковых фасадах. На одном из них башня с воротами, украшенная ажуром арок, пинаклями и часами. Скорее всего эта башня навеяна теми “беффруа”, что украшают ратуши старинных городов Фландрии. Другой фасад хозяйственного двора, ориентированный вдоль въездной аллеи, является, собственно, стеной с выступами, украшенными тоже псевдоготическими формами и деталями. Живописный характер этой архитектуры бросается в глаза. Она также плоскостна, декорационна, театральна, как кажущиеся бутафорскими службы в Суханове, имении князей Волконских в Подольском уезде.

Церковь-усыпальница вел.кн. Олега Константиновича (1915) в усадьбе Осташово Волоколамского уезда. Современное фото

Псевдоготика преобладает и в прочих хозяйственных сооружениях Осташова, довольно многочисленных, возводившихся здесь в середине XIX века известным сельским хозяином Шиповым.

Противоположный фасад осташовского дома выходит на берег реки Рузы. Несколько выше ее — пруд с островом. В просвет между ними виден дом, ярко освещенный солнцем, второй раз отражающийся в своем зеленом обрамлении обратным повторением. Листы кувшинки, белые водяные лилии, кулисы деревьев — все это создает природную картину, с большим мастерством, с умением предугадать на много лет вперед задуманную художником.

Когда-то, в XVIII веке осташовская усадьба находилась на противоположном берегу Рузы. Здесь, судя по плану, был дом колонный, фигурный водоем с островом посередине и церковь, до сих пор еще здесь уцелевшая. Возможно, что прежний старый дом, еще тех времен, когда усадьба принадлежала Урусовым, — то самое одноэтажное здание у церкви, что сейчас переделано и перестроено внутри, но еще хорошо сохранило внешний вид своих стен с лопатками-пилястрами, отнесенными к углам, и барочными наличниками окон. Около него растут, конечно, сильно поредевшие липы, верно, уцелевшие еще следы прежнего французского сада. Поблизости стоит церковь. Красно-кирпичная, однокупольная, с граненым световым фонарем и закругленными углами, она построена в середине XVIII века, но впоследствии была сильно переделана как снаружи, так и внутри. Нетронутой осталась ограда, широким концом ее охватывающая. Ограда эта, оригинальной ажурной кирпичной кладки, прерывается несколькими двухъярусными башенками, чрезвычайно красиво выделяющимися на фоне разросшихся деревьев и зеленого луга вокруг храма. Эта ограда — не единственная в местности, окружающей Осташово. Совершенно такая же окружает церковь в селе Спас по дороге в усадьбу со стороны Волоколамска, подобной же еще недавно была стена, окружавшая парк в гончаровском Яропольце.

Осташово сохранило только наружный свой облик. Тщетно искать остатки старины внутри дома. Осенью 1929 года, после разрухи и запустения, комнаты были заново оштукатурены и выбелены для приема местных районных учреждений. В высоких комнатах бельэтажа разместились канцелярии и присутствия.

А парк, никому не нужный, предоставленный сам себе, разросся и одичал. Он некогда был разбит на участки, носившие странные, быть может, масонские наименования — “Баден”, “Филадельфия” и так далее. От этих урочищ, однако, теперь не осталось никакого следа. Недавняя церковь-усыпальница, выстроенная великим князем Константином Константиновичем, последним владельцем Осташова, в типе новгородских храмов представляет теперь полную картину разрушения. Чьи-то руки старательно разбивали камни ее фундамента, в особенности те, где высечены были имена лиц, присутствовавших при закладке.

Осененный вековыми плакучими березами, храм-усыпальница по иронии судьбы оказался преждевременной и неожиданной руиной... В Осташове цел общий облик усадьбы. Из окон дома открывается вид на луговые берега реки и красную церковь, сочным пятном рисующуюся на фоне наполовину пожелтевших деревьев и отражающуюся в воде. От церкви тот же вид на дом с колоннами вдали. К вечеру неподвижна и невозмутима гладь реки. С предельной четкостью повторяется в ней знакомая, но всегда несколько иная картина старой усадьбы, — и только золотые осенние листья, опавшие с берез, указывают на поверхность воды.

Осташово издали еще кажется уцелевшей усадьбой...

Яропольцы

 Яропольцам, гончаровскому и чернышёвскому[45], посвящен небольшой сборник[46], где рассказано о прошлом и настоящем этих замечательных мест. Но даже на страницах этой книжки не нашлось места тому, что более всего бросается