Перед фасадом дома, теперь чудовищно нелепого благодаря пристройкам и башням, разбит французский сад. Статуи, фонтаны, стриженые деревья, ответвляясь, приводят аллеи к большому оранжерейному павильону с центральным залом — зимним садом, к пруду, где на острове еще недавно была беседка-ротонда. Высокая кирпичная стена, башни, точно навеянные псевдоготикой соседнего Петровского дворца, отделяют Покровское от пыльной шоссейной дороги, от засоренных и заплеванных улиц московского пригорода. Когда-то наглухо замкнутые ворота отделяли усадьбу от окружающей пошлой жизни. В угоду феодальным традициям, искусственно создаваемым, превратился в бутафорский замок классический дом. Верно, казался он в таком виде более достойным фамилии Стрешневых, от которых в роду осталось, в сущности, очень мало. Совершенно так же искусственно-подражательной архитектурой в древнерусском вкусе, фамильными портретными галереями пытались утвердить и бароны Боде в Лукине и московском доме на Поварской свое сомнительное право на боярскую фамилию Колычевых.

Дорога через рощу выводит из Покровского. В ее конце принадлежащий к усадьбе павильон “Елисаветино”. Эта архитектурная миниатюра имеет свою красивую историю, рассказанную в книге “Mon aïeul”* (* Здесь: “Мои предки” — Шаховская-Глебова-Стрешнева Е.Ф. Mon aïeul. Paris. 1898.). Сюрприз влюбленного мужа жене. Недаром фальконетовский “Амур стоял именно здесь, посреди двора, охваченного колоннадами. Елисаветино — в несколько раз уменьшенная палладианская вилла. В центре — дом с колонным портиком; от него расходятся галереи, приводящие к двум совсем маленьким флигелькам. На противоположном фасаде — закругленный выступ с арочными окнами, скульптурой в медальонах, над ним мезонин с полуциркульными окнами. Вся архитектура бесконечно гармонична, музыкальна. Белые колонны, скромные украшения, чудесная выисканность соотношений — все это заставляет видеть здесь руку тонкого мастера. Быть может, это шевалье де Герн, строитель такого же прелестного павильона в Никольском-Урюпине? Быть может, это Н.А. Львов — этот неутомимый “русский Палладио"? Пока можно лишь гадать. Внутри комнаты и залы украшены колоннами, тончайшей лепниной карнизов, капителей потолков, где в разнообразных сочетаниях применены все те же, всегда спокойные и нарядные, классические мотивы — аканфовые листья, розетки, "сухарики"...

"Елисаветино". Павильон в усадьбе Покровское-Стрешнево. (Не сохранился). Фото 1920-х гг.

Дом стоит на пригорке; из окна мезонина, где жил Карамзин и, по преданию, работал над своей “Историей", — дальше вид на заливные луга, лес. Позади остался город — здесь ничто не напоминает о нем. Обстановки нет. Только в мезонине перед окном сохранилась площадка-этаблисман, когда-то типичная особенность уютных семейных комнат, — помост вровень с подоконником, своего рода наблюдательный пункт. Верно, во всей Москве остался один лишь подобный, в круглой комнате мезонина Воздвиженского дома Шереметевых.

В 1928 году, пощаженное в начале революции, Покровское было уничтожено. Вырванные из бытового окружения, стали хламом старые вещи в залах-кладовых Исторического музея. Наскоро отремонтированное Елисаветино превратилось в дом отдыха, парк сделали излюбленным местом прогулок местных дачных щеголей и франтих и полураздетых папуасов экскурсионных массовок. Не первая волна бескультурья уничтожила Покровское, и потому тем стыднее его гибель. Всплесками все той же бури, ставшей уже мертвой зыбью, смыто даже вместе с надгробиями Глебовых-Стрешневых в Донском монастыре.

Пусть мало чем замечателен генерал-аншеф Ф.И. Глебов. Но если не общей истории, то, во всяком случае, истории искусства в России принадлежит это имя создателя Райка, Покровского, Елисаветина...

Волоколамский уезд

 Волоколамский уезд — далекий и мало доступный. Уже самое наименование города, а затем также названия некоторых его урочищ, например Волочанова, старинной вотчины Шереметевых, или знаменитого Иосифо-Волоцкого монастыря, указывают на далекую старину, когда шла по этим местам дорога на Север, дорога по рекам, прерываем‹ая› здесь, на водоразделе, “волоком", где по суху перетягивали лодки. Немало было кругом старинного городка, еще сохранившего свои огромные зеленые валы, помещичьих усадеб; но, пожалуй, уже не тех, чисто парадных дворцовых подмосковных, что тесным кольцом, в непосредственной близости окружали белокаменную столицу. Лишь две-три усадьбы соответствуют здесь этому типу показной и роскошной загородной резиденции. Это оба Яропольца, Чернышёвых и Гончаровых, да, пожалуй, еще Никольское-Гагарино, где Старов построил затейливый “фигурный" дом и удивительно интересную церковь с колокольней, предвосхищающую, несмотря на раннюю дату, уже вполне развившийся классицизм в архитектуре.

В многочисленных комнатах Н‹икольского›-Г‹агарина› находились старинные фамильные портреты, замечательная инкрустированная разными породами дерева мебель конца XVII — начала XVIII века, декоративные панно итальянской работы [нрзб.], наряду с обычной усадебной мебелью. Но и среди последней были интересные предметы — резной стул 1838 года, украшенный [нрзб.] эмблемами, и железные осветительные приборы — люстры, жирандоли, выделывавшиеся здесь же, в усадьбе, крепостными князя Гагарина, осветительные приборы, подобные тем, что встречаются еще в Ольгове и Белкине, Суханове. В доме была большая библиотека, занесенная в специальный каталог. Таким образом, и наружный вид усадьбы, и внутреннее убранство ее вполне соответствовали укладу жизни надменного вельможи, наблюдавшим за делами сына Екатерины II и графа Орлова — графа Бобринского, каким он рисуется по воспоминаниям А.Т. Болотова[43].

Колокольня и церковь в усадьбе кн. Гагариных Никольское-Гагарино Рузского уезда. Рисунок середины XIX в.

Большинство же усадеб Волоколамского уезда — в каждом отдельном случае самостоятельный, хозяйственно-бытовой организм, слагавшийся чуть ли не столетиями и за это долгое время обросший памятниками старины и искусства. Таковы и Белая Колпь Шаховских, и Лотошино Мещерских, и Покровское на Озёрне Шереметевых, и Осташово Урусовых, впоследствии Муравьевых. Любопытно, что большинство из названных здесь усадеб было связано с именами декабристов. В Осташове находилось Училище колонновожатых, военная школа генерала Муравьева[44], оказавшаяся рассадником передовых идей среди молодежи в начале прошлого века. Белая Колпь, Ярополец, Покровское связано с именами декабристов Шаховского, Чернышёва и Якушкина... И кто знает — быть может, территориальная близость этих помещичьих гнезд, вызвавшая дружеские и родственные связи, явилась одной из первопричин разгоревшихся в александровские дни вольнолюбивых мечтаний. По какой-то сложившейся традиции Волоколамский уезд был передовым и в других отношениях. Образцовое хозяйство велось здесь уже с середины XIX столетия в Лотошине и Осташове.

От станции Волоколамск в Осташово ведет неоконченное шоссе — довольно унылая и однообразная дорога. Почти нет лесов, лишь изредка попадаются низкорослые перелески, где никогда не просыхает грязь и вода держится в выбитых колесами рытвинах. Помещичий дом виден за несколько верст. Все прямо идет дорога; но еще много раз скроется она в оврагах и низинах, каждый раз все больше и больше приближаясь к усадьбе. Кажется, жив еще здесь аракчеевский дух, точно по линейке выровнена деревенская улица, крестьянские дома, старые и