— Ключ от наручников здесь, — указав на прикроватную тумбочку, сообщил мужчина. — Я дам разрешение, чтобы тебя освободили.

— Сам боишься что ли?

— Не хочу устраивать сцен. После такого обращения тебе потребуется восстановить силы, поэтому можешь пока не выходить на работу.

— Вот так честь.

— Твои вещи тоже здесь. Об остальном поговорим позже, когда придешь в себя и успокоишься.

Я уже не видела смысла скалиться. Для него мои переживания все равно что пустой звук, истерика. Какая разница, если потеряла семью, они же злодеи, верно? А я, такой решительный герой, не понимаю твоих жалоб, ты должна быть благодарна, что вообще осталась жива, бла-бла-бла. Так что ли?

Аямэ… ты спасла меня от безумия, показала себя, и ради моего же блага оставила с этим монстром. Какого тебе было? Вновь оставлять меня с ним. Или же ты винишь меня? Что я, отвернувшись от прошлого и семьи, предпочла сдаться и покорно водить себя на невидимом поводке. Но почему ты избегала встречи со мной? Оберегала издалека. И как понимать эту странность с поджигателем? Наша с ним встреча в клубе не случайна, наверняка он выследил меня… зачем?

Господи, от такого количества вопросов голова шла кругом. Аямэ жива, и этого хватало, чтобы мозг взорвался. И как теперь быть? Старатель не позволит мне теперь так просто уходить куда попало. Черт… почему?… Почему?! ПОЧЕМУ?! Почему именно этот человек? Будь проклята эта причуда! Мама, папа… твою мать!

Захотелось ударить кулаком о матрас, но наручник удержал руку. От боли, вгрызшейся в запястье, в глаза ударили слезы. Подобной опустошенности я уже давно не испытывала, словно розовый пузырь, в котором я жила, разорвался, и проблемы накрыли меня с головой. Даже слезы не утереть, они просто скатывались к вискам на уши.

Не факт, конечно, что Старатель знал, как можно разорвать связь. Но учитывая, что он даже не спешил делиться, как установил ее, все сейчас против меня.

Я уже настолько обессилила, что потеряла связь с окружающим миром, тупо смотрела в потолок и запоздало услышала звук открывающейся двери. Признаться, даже реагировать не хотелось.

— Наги?

Ну, не полиции же мне ожидать, верно? Хотя уж лучше бы меня застал в таком подавленном состоянии офицер. Надеюсь, что хоть глаза не слишком раскраснелись от слез.

— Не жмись у двери, я не кусаюсь, — не глядя на Шото, пробормотала я, продолжая буравить потолок безразличным взглядом. — Лучше помоги мне снять эти ремни. Ключ от наручников на тумбочке.

— Ты в порядке?

— Да, ни на кого не наброшусь.

Прикрыв за собой дверь, парень направился за мной, подобрав с тумбочки ключ, однако мне показалось, что он двигался как-то нерешительно. Боится меня что ли? Хотя, многого хочу, у него же друга похитили, а я еще и помешала спасти его…

Чуть обернувшись, присмотрелась к его понурому выражению лица, как Шото молчаливо расстегивал ремни, удерживающие меня на койке. Он словно летал в облаках, не смотрел мне в глаза, а когда потянулся к наручникам, помедлил. Черт. Он серьезно меня боится? Просто потрясающе.

— Слушай, все нормально, я не причиню тебе вреда, уже пришла в себя.

— Твои руки… их не вылечили?

Говорю одно, а слышу в ответ другое. В недоумении опустив взгляд к перебинтованным пальцам, помедлила секунду, а затем вновь посмотрела на парня. Все еще хмурился, как если бы болел его ожог, а не мой.

— А должны были? — в недоумении уточнила я.

Вопрос заставил Шото нахмуриться сильнее. Он принялся открывать наручники, но его руки подрагивали, и что-то подсказывало — далеко не от страха. А от злости.

— Он даже не потрудился позвать к тебе Исцеляющую девочку.

Освободившись от металлических колец, я поспешила занять сидячее положение и размять плечи. Но от движения тело налилось тягучей болью, а прикасаться к запястьям оказалось неприятно, тут же вспыхивало жжение.

— Ну, это вполне понятно, — вздохнула я, покрутив перед лицом перебинтованными руками, — так, по его мнению, я далеко не убегу, да и не окажу сопротивления.

— Но тебе же ведь больно.

Меня удивила интонация, с которой он произнес фразу. Обычно Шото оставался равнодушным. Слабость недопустима, так? Да и эмпатию он редко проявлял, однако сейчас, глядя на него, я могла поклясться, что он искренне переживает. И даже, более того, злится. Он с такой силой сдавливал перила койки, что, казалось, он их вот-вот сломает.

— Эй, все нормально, — накрыв его кулак ладонью, я заставила парня оцепенеть на мгновение. Он не отмахнулся, не убрал руку, предпочитая держаться стороной, а лишь устало опустил плечи. — Хотя, да, нормально — не лучшее определение. Из-за меня вам не удалось спасти своего друга…

— Из-за тебя?

— Я набросилась на злодеев и отрезала вам путь к ним. И у меня даже была возможность вырвать парня, но… я вообще плохо соображала.

— Ты… давно ты умеешь так обращаться?

— Ну, со вчера. Не знаю. Наверное, когда-то прежде тоже было… но я не помню. Хотя твой отец знал об этом, но ничего не сказал.

Но почему он не говорил? Если я способна к такой трансмутации, и Старатель понимал все риски, то что заставило его промолчать? Он ублюдок, но не идиот. Или же не брал в расчет, что настанет столь критичная ситуация?

Шото молчал, понуро уронив голову. Ну да, что тут скажешь? Я лишь спрятала лицо в руках и растерла щеки, пытаясь прийти в себя. Мысли не переставали жужжать роем мух, от которого не удавалось отбиться. Выдохнув и вернув взгляд к парню, почувствовала просыпающуюся грусть и чувство вины. Я должна была ненавидеть его, как отпрыска Старателя, а в итоге только к нему испытывала теплые чувства. Больно смотреть, как он мучится. Хочется обнять его и сказать, что все будет хорошо. Да и чтобы меня кто-то обнял и, погладив по голове, заверил в том же. Но какое, к черту, хорошо, да?

— Слушай, давай…

— Извини.

— Что? — подобного я не ожидала услышать, отчего застыла с открытым от удивления ртом. — Шото… ты о чем вообще?

— Мои друзья были в опасности, но я растерялся, когда ты появилась. Я даже не понял, что это ты. Настоящий герой должен реагировать моментально, но я… Я не спас Бакуго, а когда появилась та девушка и напала на тебя, то могла убить. А я просто стоял и ничего не мог поделать… Я жалок.

— Да о чем… хватит такое говорить! Ты не жалок! При виде огромного чудища кто бы не растерялся?

— Всемогущий, например, или даже мой отец, —