на дощечках, тем туманнее становилось пространство вокруг. Я растворюсь в воспоминаниях? Наверное, это не так уж и плохо. В тот день, несмотря на страх перед толпой, мне было хорошо.

— Вернись к нам.

Ощутив, как мою ладонь сжала чья-то рука, я обернулась и увидела Якуши. Младший брат улыбался, хотя я с трудом различала черты его лица.

— Вернись к нам, пожалуйста… вернись ко мне.

Его голос не похож на голос маленького мальчика.

— О чем ты?

Он промолчал, тихо засмеялся уже привычным звонким смехом и потянул меня прочь. Его рука выскользнула из моей, и несмотря на то, что людей продолжало становиться больше, брат не собирался останавливаться.

— Мама! — обернувшись, я только удостоверилась, что родители не замечали нас. Испугавшись, что вновь потеряю брата, бросилась за ним. — Постой, Якуши!

Вновь потеряю?

Я бежала, пробивалась хрупким телом сквозь толпу, в которой ускользал брат. Словно рыба, ловко плывущая в густых водорослях. Свет становился все ярче, белизна снега заполняла все перед моими взором.

— Ты должна бороться! — разносилось эхо над головами безликих фантомов. — Не сдавайся, прошу.

— Якуши…

Нет, это не Якуши, не его голос.

Остановившись посреди толпы, темных силуэтов, которые уже сливались в однообразную дымку, я закрыла глаза и прислушалась. Шум нарастал, как и холод вокруг, однако тонкая нить, теплом идущая от моего сердца, словно тянула меня куда-то вверх. Пытаясь ухватиться за нее, чтобы выбраться из бесконечного потока, я каждый раз думала, что смогу разорвать замкнутый круг. В момент, когда звон становился нестерпимым, я открывала глаза.

— Не бойся, — улыбалась мама, — пойдем с нами, смелее.

Так продолжалось раз за разом. Не знаю, который раз я уже видела этот храм, гналась за убегающим в толпу Якуши. Единственное, что менялось в этом залупленом цикле, это фразы брата, вырываемые из контекста разными голосами. В основном я слышала голос парня, призывающий меня бороться. Иногда со мной говорил мужчина, просящий прощение.

Не с первой, и далеко не с сотой попытки мне удалось нагнать Якуши. Он словно белый кролик, теряющийся в снегу, слишком шустрый и прыткий, однако я смогла ухватить его за руку. Казалось, этот жест тоже заставил его очнуться от бесконечного цикла.

— Ты никак не хочешь идти к нам, сестренка, — улыбнувшись, подметил брат. — Почему? Ты нас не любишь?

— Я… нет, — вопрос заставил меня задуматься, но ничего, кроме печали я не почувствовала. — Я люблю вас, но… какая разница? Вы же не настоящие. Ты ненастоящий, так?

— Разве это что-то меняет? Ты нас не любишь?

— Отпустите меня. Мне надоело бегать за тобой, Якуши. Бегать, пытаться поймать… как в тот раз, пытаться уберечь…

— Ты чувствуешь вину. Думаешь, что все могло бы быть иначе, уйди мы с сестренкой Аямэ?

— Да, все так. Но мы не ушли с ней, и все обернулось так, как обернулось.

— Ты пошла против сестренки, — нахмурился мальчик, — это плохо. Отец наверняка будет злиться.

— Он уже не будет злиться, Якуши, — подойдя ближе к мальчику, я мягко обхватила его личико маленькими ладошками. Только сейчас заметила, что мой голос звучит под стать девятилетнему ребенку. — Мне очень жаль, Якуши… мне правда жаль, что я не смогла спасти тебя. Но я хочу жить, потому что есть те, к кому я могу вернуться. Кто хочет, чтобы я вернулась.

— Но отец будет злиться, — насупившись, упрямо повторил мальчик, — ты пошла против сестренки. Ты должна…

— Якуши, не надо кричать на сестру.

От нежного голоса, раздавшегося над нашими головами, у меня сжалось сердце. Бледная рука легла на плечо мальчика и потянула его назад, освобождая от моих ладоней. Я боялась поднимать взгляд, но когда четко увидела лицо своей матери, на глаза навернулись слезы. Скромная улыбка и сияющий заботой взгляд. Я думала, что забыла их, но сейчас видела, как в реальности.

— Тебе рано умирать, Наги, ты еще не исполнила свой долг.

— Что?

Ее слова вызвали недоумение.

— Тепло, — коснувшись своей груди, женщина сменила ласковый взгляд серьезным. — Ты должна исполнить свой долг.

Серьезно? Меня к жизни взывает воля цербера, явившаяся образом родной матери? Даже не знаю, плакать или смеяться. Воля к жизни. Воля цербера. Долг. Я хотела жить не из чувства долга, а потому что отказывалась умирать, отказывалась терять то, что обрела за последнее время. Возможно, моя воля к жизни как раз таки и ослабла, и, обратившись младшим братом, тянула на дно.

Но я отказываюсь сдаваться. Я хочу увидеть мир, каким бы он ни стал. Хочу вновь увидеть, как улыбаются те ребята из класса 1-А, хочу раздражать Старателя и играть на чувстве вины. Хочу стать героем, даже если врачи скажут, что мое здоровье ослабнет. Хочу увидеть мир, хочу увидеть… твою улыбку. Обнять тебя, поцеловать, сжать твою руку и сказать, что все хорошо.

Я обязана выжить, хотя бы ради тебя, Шото. Одна мысль о том, чтобы ты вновь страдал, заставляет злиться. А злость помогала закалять волю.

Мне жаль, что я разочаровала семью, Аямэ, однако ты, как семья, тоже подвела меня, и цепляться за прошлое я не намерена. Все, что нужно сделать, это цепляться за жизнь, бороться до последнего, не сдаваться.

Делать все возможное, чтобы в один прекрасный день почувствовать тяжесть, разливающуюся по телу, тупое покалывание в легких от глубокого дыхания. Учуять холодной больничный запах, сдобренный ароматом свежих цветов, стоящих на прикроватной тумбочке.

Сжать кулак, открыть глаза и бескомпромиссно заявить:

— Я буду жить.