глубже, сильнее, дольше. Она была под ним, он услышал ее крик в тот момент, когда ее сладкое тело было охвачено конвульсиями оргазма. Но это был еще не конец. Леон просто отказался закончить прямо сейчас. Он застыл неподвижно, изо всех сил сдерживая себя.

— Леон, это невероятно, — выдохнула она. — Так сильно.

— Вот еще одна причина принять мое предложение, — прорычал он, все еще злясь на нее за то, что заставила его ждать все эти недели.

— Пожалуйста, — умоляла она, задыхаясь и изгибаясь под ним. — Пожалуйста, Леон.

— Этти, — простонал он, покоряясь ей.

Его застенчивая и робкая любовница приняла бой и выиграла его. Этти так отчаянно нуждалась в нем. А он обожал и не мог насытиться ею. Она делала его слабым и сильным. Внезапно наступивший оргазм заставил его потерять контроль над собой, и он снова довел ее до кульминации. Но сейчас ее крик был тихим: ее тело было настолько напряженным, дрожащим от сильного восторга, что у нее не было сил кричать. Его освобождение было таким интенсивным, что он почти потерял сознание.

Когда вернулся в реальность и нашел в себе силы, чтобы поднять голову, он с ужасом обнаружил, что ее лицо было бледно, глаза казались огромными и блестели. От слез?

— С тобой все в порядке? — осторожно спросил Леон. — Поспи немного. — Он накрыл ее одеялом, отчасти чтобы скрыть вновь нарастающее желание, что было, казалось, уже невозможно. Леон слишком долго ее хотел. Но он наверняка мог подождать до завтра.

Тени закрались в ее красивые, ясные глаза.

— Я могу вернуться в свою комнату?

Ему стало не по себе.

— Ты хочешь этого?

Этти облизнула губы и отвернулась от него.

— Если это то, чего ты сама хочешь, то я не возражаю. Но что происходит, Этти? Я был слишком груб?

— Нет. — Она вытерла глаза и отвернулась.

«Я был достаточно хорош», — подумал Леон про себя, внимательно посмотрел на нее и спросил: — Тогда что?

Она, казалось, задержала дыхание.

— В ту, другую, ночь ты был таким ненасытным… А сейчас… Но если ты больше не хочешь меня, нам не нужно…

Если Леон действительно не хочет ее?

— Этти, — выдохнул он с облегчением, — я подумал, что ты устала. Я не хотел быть слишком требовательным…

Он потерял ход мыслей, увидев, как ее глаза проясняются.

— Извини, — пробормотала она, краска залила ее лицо.

— Почему? — Леон притянул ее ближе. — Мне нравится, что моя невеста — нимфоманка.

Он засмеялся, услышав, что она возмущенно вздохнула, и откинул одеяло, чтобы удовлетворить свою потребность снова увидеть ее обнаженную красоту.

Леон повернул ее так, чтобы мог смотреть ей прямо в глаза, когда провел ладонями по мягким изгибам ее тела и наблюдал за ее нарастающим напряжением. К его облегчению и удовольствию, ее улыбка вернулась. Более женственная, более лукавая. Он зарычал и погрузился в нее — на этот раз медленнее, мучая их обоих до безумия. И это было полное блаженство.

— Я не знала, что это может быть так весело, — прыснула она со смеху.

Веселье? Она думала, что это весело? Он думал, что это разрушительно.

— Это должно быть весело. — Он не мог оторвать глаз от радостного сияния, окутывающего ее. — Ты выглядишь сейчас значительно лучше.

— Я чувствую себя лучше! — Ее щеки были розовыми, и выражение лица смягчилось. Она была потрясающе красива.

— Оргазмы в лечебных целях?

— Кто бы знал, верно? — Она хихикнула.

— Что случилось с твоим бывшим? — не отдавая себе отчета в том, что говорит, спросил Леон. На самом деле он не хотел этого спрашивать — никогда. Но мысль о том, что Этти достаточно сильно любила другого человека, так сильно, что хотела выйти за него замуж, задела его самолюбие. Что такого особенного было в этом придурке? Почему он отпустил ее?

Леон стиснул зубы — зачем он вообще хотел знать? Но он задал этот вопрос, отступать было некуда.

Этти затихла. Он перевернулся на бок и приподнял голову на руке, изучая выражение ее лица. В ее глазах снова промелькнули тени грусти. Он был в ярости, что какой‑то парень причинил ей боль. Он не хотел причинять ей больше боли, спрашивая об этом сейчас. Неужели воспоминания были такими болезненными? Неужели тот человек так много значил для нее, что она не могла заставить себя говорить о нем?

— Он бросил меня незадолго до нашей свадьбы, — наконец ответила Этти.

— У алтаря?

— Почти. — Она, казалось, еще глубже вжалась в матрас. — Его семья приехала. Мои друзья. Офелия была так взволнована тем, что стала подружкой невесты…

— Почему он это сделал? У него был кто‑то еще? — Леон не мог этого понять. Какой мужчина не захочет Этти в своей жизни? Она была сексуальна, она была остроумна, она была мила.

Этти отвернулась от него.

— Мы не были близки, — ответила она хрипло. — Я хотела подождать.

Мозг Леона на мгновение потерял способность мыслить.

— Этти, вы вообще не были близки?

Этти покачала головой.

— Мы целовались, но… — Она подтянула простыню выше. — Я хотела подождать.

— До вашей брачной ночи? — Он успокоился. То, что она хотела сделать это — подарить парню свою девственность, — заставило его по‑новому оценить ее характер.

— Я знаю, это странно, правда? — Этти не смотрела на него.

Леон покачал головой:

— Нет, это принципиально и честно.

— Я должна была знать, что это неправильно.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне было несложно ждать. — Она опустила подбородок ниже. — Я просто думала, что у меня было слабое сексуальное влечение.

Его глаза расширились. У этой девушки было слабое половое влечение? Она была самой горячей, самой ненасытной любовницей в его жизни!

— А твой парень больше не хотел ждать?

— Он сказал, что это было так близко к свадьбе… что мы должны.

Он оказывал давление и манипулировал ее врожденным желанием помочь ближнему. Леон напрягся.

— И как это было?

Ее лицо снова покраснело.

— Он не явился на свадьбу, так что, думаю, это было не особенно хорошо.

Так это было только один раз? Ему пришлось прикусить губу, чтобы не выразить свое удивление вслух.

— И с тех пор у тебя никого не было?

Ее румянец стал еще насыщеннее. Она думала, что она несексуальная, что она ничего не умеет. Ее мучила мысль, что она не смогла понравиться своему жениху.

— Вот почему я была так безрассудна, когда ты… Это было так по‑другому… — Она замолчала, и эта краска стыда медленно отступила с ее щек.

Он был крайне горд: это было так по‑другому.

— Бедная Этти. Ты наконец смогла расслабиться, чтобы повеселиться, а затем…

— Я забеременела, —