Шрифт:
Закладка:
Этти вздохнула и опустилась на стул напротив него.
— Ты привык делать все по‑своему, правда?
— Разве не все так поступают?
Она громко и весело рассмеялась.
— Это все потому, что ты единственный ребенок в семье! — поддразнила она. — Тебе никогда не приходилось учиться находить компромиссы.
Он попытался улыбнуться, но улыбка не удалась.
— Ты очень серьезный, — продолжила она. — Трудолюбивый.
— Так я смог добиться успеха.
— Итак, — Этти наклонила голову, внимательно изучая выражение его лица, — ты не плейбой, по крайней мере, широкой публике об этом неизвестно. Ты никогда не был избалованным наследником, который тратит все деньги на женщин, вино и порочные увлечения.
— Да, я не такой.
— Но почему нет? — Эта мысль на самом деле увлекла ее. — Это ловушка, в которую попадают многие люди при таких же исходных данных, как у тебя, не так ли?
— Или умирают от передозировки, я понял, — закончил он холодно. — Я думаю, что со мной этого не произошло, потому что я вырос в иной обстановке.
— Так как ты рос?
Леон посмотрел на нее через стол, и она встретила его осуждающий взгляд сияющей улыбкой полной невинности.
— Меня воспитывали в строгости, — пробормотал он.
— Ты сказал, что твои родители часто отсутствовали, — произнесла она задумчиво. — Ты общаешься с ними сейчас?
Леон мало думал о своих родителях и, конечно, никогда их ни с кем не обсуждал. Зачем? Но он должен был рассказать ей хоть что‑то.
— Мы ужинаем раз в полгода: обсуждаем доходы, уровень загрузки отелей, фондовые рынки.
Ее глаза расширились.
— Дважды в год?
— Да.
— И все?
— Да. — Он мог видеть, как ее мозг пытается осмыслить эту информацию.
— Вы когда‑нибудь еще встречаетесь?
— Никогда. Это обязательство с обеих сторон. Да, мои родители никогда не сомневались в моем успехе. И они позаботились, чтобы я не был избалован богатством, в котором родился.
Леон отрезал кусок стейка.
— Слушай, я знаю, ты беспокоишься, что мы мало знаем друг о друге, — сказал он, завершая разговор на тему своей семьи. — Со временем мы будем знать достаточно.
Этти все еще выглядела обеспокоенной.
— Большинство людей не станет работать так много без необходимости.
— Почему нет? Я просто люблю свою работу.
— Но ты постоянно в делах. Что и кому ты должен доказать?
— Мне не нужно ничего доказывать! — воскликнул он. — Когда я достигаю одной цели, я ставлю себе следующую. Разве такое поведение не свойственно человеку?
Ее глаза потемнели.
— Ты никогда не будешь доволен тем, что имеешь.
Леон глубоко вздохнул. Этти была неподражаема. Именно этот живой интерес к людям и проницательность способствовали ее успеху у жильцов Кавендиш‑Хаус.
— Я доволен! — воскликнул он. — Но я хочу большего.
Именно сейчас он хотел ее. На ней были старая тонкая футболка и джинсы, которые ей немного велики. Она была еще разгоряченная от ванны, и ее кожа выглядела сияющей и шелковистой.
— Я скажу тебе кое‑что, Этти, — сказал он прямо, отбрасывая фривольные мысли. — Когда ты из такой семьи, как моя, быстро понимаешь, что люди задерживаются рядом с тобой только потому, что хотят чего‑то от тебя.
Она оживилась.
— Это правда? — Она пристально посмотрела на него, дразнящая улыбка мелькнула у нее на губах. — Разве нет простых, хороших людей, которые хотят дружить с тобой?
Он невольно засмеялся.
— Возможно, я слишком предвзято отношусь к людям, чтобы заметить их бескорыстное отношение к себе. — Он наклонился ближе и шутливо погрозил ей пальцем. — Даже ты чего‑то хотела от меня.
— Мы оба этого хотели, — парировала она.
— Я такой же испорченный, как и ты?
— Возможно, даже хуже, чем я. Потому что ты использовал все средства, чтобы соблазнить меня.
— А ты ничего не сделала против? В твоих глазах столько страсти! Они отражают все твои эмоции.
— И что же ты сейчас в них читаешь? — спросила она, затаив дыхание.
Он пристально смотрел на нее, ища в этих прекрасных ясных глазах сигнал, которого он так долго ждал. И нашел его в них.
— Твое желание, чтобы я отвел тебя в постель.
Она хотела что‑то сказать, но остановилась.
Леон понял, что она решает, как реагировать на его ответ.
— Ух ты! Впечатляет!
Но ее дерзость была нарочитой, потому что он сказал правду.
Леон уловил ее возбуждение, ее учащенное дыхание, расширяющиеся зрачки ее глаз. И он действительно не хотел больше говорить. Им нужно было избавиться от этого напряжения. Быть вместе здесь и сейчас.
Леон встал из‑за стола, подошел к Этти и, взяв ее за руку, поднял на ноги.
Она думала, что он соблазнил ее той ночью? Это не имело ничего общего с тем, что он собирался сделать сейчас. Он не хотел ждать.
Леон притянул ее к себе и уставился в ее зеленые глаза. На мгновение ему показалось, что они вернулись к той первой ночи — мягкий смех, шепот, желание…
Но сейчас у них не было времени на шепот и тихий смех. Его желание было слишком сильным. Он поцеловал ее, и в этот момент все было решено.
Неукротимый, безжалостный, он раздел ее прямо там, в столовой. Изумруд и бриллианты ее кольца искрились, отражая свет лампы. Его наслаждение усилилось, когда он увидел, что она сама сгорает от желания.
На этот раз он не даст ей возможности испытать оргазм пятью разными способами, прежде чем войдет в нее сам. Он вообще не позволит ей дойти до оргазма. Нет, пока она не сможет вынести его настойчивые ласки. Нет, пока она не попросит пощады.
Крепко держа ее в своих объятиях, Леон ласкал ее руками и языком, нежно покусывал и целовал — он дразнил и пробовал каждый дюйм ее великолепного тела.
Леон рассмеялся, когда она застонала и приподняла бедра, ее руки тоже пытались коснуться его тела. Он наслаждался тем, как ее мышцы дрожали под его натиском.
— Леон, пожалуйста. Пожалуйста.
Он остановился и замер над ней.
— Почему ты остановился? — спросила она с выражением отчаяния на лице.
— Я не хочу, чтобы все закончилось слишком рано.
— Я так хотела этого, — простонала она. — Так сильно хотела…
Услышав эти слова, он испытал удовлетворение и разочарование одновременно. Огонь и ярость.
— Тогда почему ты отказала мне? Почему сопротивлялась?
Как она скажет ему о своих желаниях? Но он не мог дождаться ее ответа — жажда его собственного тела была слишком сильной. Этти застонала, когда он сильно и резко вошел в нее. Он выгнулся, его глаза закрылись, его тело напряглось сильнее. Ему хотелось большего —
